Лестер Дель Рей - Звезда по имени Галь. Заповедная зона

Чья-то рука опустилась ей на плечо, она подняла голову и встретилась взглядом с линженийкой. Они долго смотрели в глаза друг другу, потом линженийка улыбнулась, показав белые ровные зубы, и мохнатая розовая рука погладила Кроху по плечу. Он тотчас раскрыл глаза и сел. Из-за спины матери выглядывал Дувик, миг — и малыши уже катятся в обнимку по земле, весело борются и кувыркаются под ногами нерешительно застывших матерей. Среди всех тревог и страхов Сирина нашла в себе силы засмеяться дрожащим смешком, и мать Дувика тихонько засвистела носом.

В ту ночь Торн закричал во сне, и его крик разбудил Сирину. Она лежала в темноте, а в мыслях, будто огонек свечи, трепетала все та же неизменная мольба. Тихонько соскользнула она с постели и пошла в полутемную детскую взглянуть, как спит Кроха. Потом опустилась на колени, выдвинула нижний ящик комода. Погладила чуть отсвечивающие складки спрятанной здесь линженийской ткани — линженийка дала ей это полотнище завернуться, пока не высохла намокшая в пруду одежда. Сирина отдала взамен свою кружевную сорочку. Сейчас она ощущала под пальцами выпуклый узор и вспоминала, какой он был красивый при свете солнца. А потом солнце погасло, и ей привиделось: взорвался черный боевой корабль — и тотчас же рухнул, объятый огненной смертью, жилой корабль, с треском обугливаются розовые, зеленые, желтые яркие шкурки, съеживаются узорчатые ткани перед последней вспышкой пламени. Сирина уронила голову в ладони, ее затрясло.

А потом перед глазами сверкнул серебристый корабль — он чернеет, плавится, зловещие капли уносятся в пустоту космоса. И так явственно послышался плач осиротевшего Крохи, что она рывком захлопнула ящик и опять подошла взглянуть на мирную спящую рожицу, безо всякой необходимости подоткнула одеяло.

Когда она вернулась в спальню, Торн лежал на спине, закинув руки за голову, локти торчали углами.

— Не спишь? — Сирина присела на край кровати.

— Нет. — Голос такой, будто задели туго натянутую проволоку. — Мы в тупике. Каждая сторона предлагает кое-какие мысли — держит этакий аккуратненький обруч, а другая нипочем не хочет через него прыгать. Мы хотим мира, но, видно, никак не можем им это внушить. Они хотят чего-то от нас, но не говорят толком чего — видно, боятся непоправимо выдать себя и оказаться в нашей власти, а если не получат, что им надо, и мира не будет. Ну как распутать этот узел?

— Если бы они просто улетели...

Сирина села на постели, подобрав ноги, обхватила руками тоненькие щиколотки.

— Вот это как раз мы выяснили, — с горечью сказал Торн. — Улетать они не желают. По вкусу это нам или нет, но они здесь останутся.

— Торн, — внезапно прервала Сирина сумрачное молчание. — А почему бы нам просто не принять их по-доброму? Почему просто не сказать: приходите к нам! Они странники, пришли издалека. Разве мы не можем оказать гостеприимство...

Тори нетерпеливо дернулся на подушке.

— Звучит так, будто издалека — это просто из соседнего штата... или из соседней страны.

— Не говори мне, пожалуйста, что мы вернулись к старой формуле «чужой значит враг». — От волнения голос Сирины прозвучал резко. — Неужели нельзя допустить, что они настроены дружелюбно? Навестить их... побеседовать попросту...

— Дружелюбно! — Торн порывисто сел, отбросил сбившееся одеяло. Навестить! Побеседовать! — Он задохнулся, умолк. Потом продолжал с грозным спокойствием: — Может быть, тебе угодно навестить вдов наших людей, которые навещали дружелюбных линженийцев? Людей, чьи корабли сбиты без предупреждения...

— Их корабли тоже сбиты без предупреждения, — с тихим упрямством возразила Сирина. — Так же, как наши. Кто стрелял первым? Скажи по совести, ведь этого никто не знает наверняка.

Короткое напряженное молчание, потом Торн медленно лег, повернулся к жене спиной и не вымолвил больше ни слова.

Теперь я уже ничего не могу ему сказать, пожаловалась Сирина своей смятой подушке. Узнай он про ту дыру под оградой, он умрет.

После этого несколько дней Сирина уходила из дому вместе с Крохой, и дыра под оградой становилась все шире.

Мать Дувика (Кроха называл ее миссис Рози) учила Сирину вышивать по великолепным тканям вроде той, которую дала ей после купанья в пруду. В ответ Сирина учила миссис Рози вязать. По крайней мере начала учить. Показала, как вывязывать лицевые и изнаночные петли, прибавлять и убавлять, и тут миссис Рози взяла у нее вязанье — и Сирина только рот раскрыла, глядя, как молниеносно заработали поросшие розовой шерсткой пальцы. Вот глупая, с чего она вообразила, будто миссис Рози ничего этого не умеет! Однако их тесным кружком обступили другие линженийки, щупали вязанье, что-то восклицали мягкими флейтовыми голосами — похоже, никогда раньше они ничего такого не видели. Клубок шерсти, который принесла с собой Сирина, скоро кончился, но миссис Рози принесла мотки плотной крученой нити, какую линженийки расплетали для своего вышивания, и, взглянув бегло на образцы в Сиринином альбоме, принялась вязать из этой блестящей линженийской нитки.

Скоро улыбок и жестов, смеха и посвистывании уже не хватало. Сирина раздобыла записи линженийской речи — скудные обрывки — и стала их изучать. Помогали они мало, этот словарь не очень-то подходил для вопросов, которые ей хотелось обсудить с миссис Рози и другими линженийками. Но в тот день, когда она выговорила и высвистала для миссис Рози свои первые слова по-линженийски, миссис Рози, запинаясь, сказала первую фразу на языке люден. Они наперебой смеялись и свистели и принялись показывать знаками и называть и догадками перекидывать мостки через провалы непонимания.

К концу недели Сирина чувствовала себя преступницей. Им с Крохой жилось так интересно и весело, а Торн с каждого заседания приходил все более замученный и усталый.

— Они невыносимы, — ожесточенно сказал он однажды вечером и подался вперед в кресле, пригнулся, будто готовый к прыжку. — Мы ничего не можем от них добиться.

— А чего они хотят? — спросила Сирина. — Они до сих пор не сказали?

— Я не должен бы рассказывать... — Торн устало откинулся на спинку кресла. — А, да какая разница. Все идет прахом!

— Ох, нет, Торн! Они же разумные, человечные... — Под изумленным взглядом мужа Сирина спохватилась, докончила запинаясь: — Разве нет? Разве не так?

— Человечные? Это скрытные, враждебные чужаки. Мы им объясняем, объясняем до хрипоты, а они пересвистываются друг с другом и отвечают только да или нет. И точка.

— А понимают ли они...

— У нас имеются переводчики, уж какие ни на есть. Не слишком хорошие, но лучших взять неоткуда.

— А все-таки, чего линженийцы от нас хотят?

Торн коротко засмеялся.