Алексей Гридин - Только хорошие умирают молодыми. Фантастический роман

В Штабе Олега действительно ждали. Стоило только войти, как его встретил какой-то полузнакомый пожилой человек с манерами военного еще тех, докатастрофных времен.

– Олег? Ну наконец-то, а то мы уже заждались. Я – Паршин, и меня, представь, тоже Олегом зовут. Ну пошли, пошли, народ уже собрался, тебя одного только не хватает.

Тезка потащил Олега на второй этаж, по лестнице с выщербленными ступенями, на которой как-то раз Музыкант поскользнулся и, упав, разбил себе колено. Словно в такт неприятным воспоминаниям, колено вновь заныло, и не ожидавший такого снайпер поморщился. Паршин это заметил.

– Что, не любишь Штаб? Это нормально, представь себе. Чего его любить? Они тут сидят, в тепле и уюте, за нашими спинами, а нам с тобой отдуваться. Мы же с тобой похожи – мы люди действия, нам подавай поле, да чтобы сам по себе и никто над нами не стоял. Ну что молчишь? Не так, что ли?

Не так, хотел ответить Музыкант. Совсем не так. Не хочу я никакого действия. Ни в какое поле не хочу. Покоя бы мне. Чтобы никто не выдергивал из своего дома, от любимой женщины и от утреннего чая с бутербродом. Но вместо этого Олег кивнул. Говорливый Паршин чем-то ему не понравился.

– Ну ты молчун, – восхитился тот. – Да ладно, брось, уже пришли.

Он толкнул крашенную белой казенной краской дверь, на которой висела табличка «Без стука не входить», и объявил:

– Вот, товарищи-господа, привел!

Внутри царила традиционная атмосфера штабных заседаний: висящая под потолком сизая пелена табачного дыма, разбросанные по столу документы, придавленные кружками с чаем, оставлявшими на бумаге коричневые круги. Доцент вымерял расстояние по карте циркулем, одновременно объясняя что-то ожесточенно жестикулировавшей Бой-бабе. Вась-Палыч, отхлебывая из стакана в серебряном подстаканнике, читал разлохмаченную по краям распечатку. Невысокий седой армянин Арсен, формально в Штаб не входивший, но занимавшийся различными хозяйственными вопросами, тыкал пальцами в кнопки большого бухгалтерского калькулятора. Еще двое людей – их Олег, кажется, где-то видел, но имен не вспомнил, как ни старался – негромко переговаривались, сидя в поставленных друг напротив друга креслах. Когда Паршин открыл дверь, никто сначала даже не подумал отвлечься.

Не обращая внимания на то, что их не замечают, Паршин слегка хлопнул Музыканта по плечу:

– Заходи, дорогой. Тебя все ждут.

– А, это ты, Олег. – Доцент отложил циркуль и повернулся к двери: – И ты, Олег…

– И ты, Брут, – хихикнула Бой-баба.

– А Цезарем, значит, кто будет? – осведомился Вась-Палыч.

– Думаю, что ты, – отозвался снайпер и, не дожидаясь приглашения, уселся в свободное кресло.

Паршин, схватив за спинку стоявший неподалеку стул, дернул его к себе. Стул противно скрипнул ножками по полу и не менее резким скрипом отозвался на то, что тезка снайпера опустился на него.

– Дошутишься, Музыкант, – буркнул Вась-Палыч.

– Не в этой жизни, – огрызнулся Музыкант.

– Да-да, – прервал их пикировку Доцент. – Мы в курсе, что только хорошие умирают молодыми. Так ты говоришь?

– Угу. Зачем звали?

– Зачем звали? За делом. Сможешь в «серую зону» сходить?

Откровенно говоря, Музыкант ожидал чего-то в таком роде. Хотя он, скорее, предполагал, что речь пойдет о вылазке в порубежье. После пропажи нескольких разведгрупп Штаб отказался от глубоких рейдов на территорию, занятую крысами.

– Смогу, – просто ответил снайпер.

– Так… – Доцент довольно потер руки. – А людей с собой провести?

– Туда и обратно? – на всякий случай уточнил Олег.

– Конечно. Иначе и мараться не стоит.

Это снайперу понравилось меньше. Одно дело – идти в порубежье или «серую зону», надеясь только на себя и отвечая исключительно за себя. И совсем другое – когда тебе на шею посадят каких-нибудь ребят, возомнивших себя спецназовцами, коммандос докатастрофных времен. Они свяжут меня по рукам и ногам, подумал Музыкант. А если еще надо мной поставят командира… Ну уж нет.

– Я могу отказаться? – спросил он.

Вась-Палыч фыркнул.

– Лучше бы, конечно, нет, – перевел это фырканье на человеческий язык Доцент. – А собственно говоря, Олег, почему ты отказываешься?

– Я ничего не могу гарантировать, – осторожно подбирая слова, сказал Музыкант. – Как я хожу по порубежью, я никому объяснить не могу. Хожу – и все тут. Был ли я в «серой зоне»? Да, был. Пойду ли еще? Да, пойду. Но один. Почему один? Потому что не хочу, чтобы сначала на меня понадеялись непонятно по какой причине, а потом будут трупы, и все они останутся на моей совести, потому что у меня нет никакой уверенности, что я мог бы им помочь. Достаточно? На все вопросы ответил?

– Нет, не на все, – вмешалась Бой-баба.

Олег посмотрел на нее с интересом. Среди штабистов Зинаида Вершинина была для него наименее понятным человеком. Музыкант делил людей потому, как они к нему относились: нормально или не очень. К первым относился, например, Доцент. Типичным примером вторых являлся, конечно же, Вась-Палыч. А вот Вершинина не относилась к глухому снайперу никак. Вообще. Как будто в ее мире Олег существовал лишь тогда, когда в нем возникала необходимость. А во все прочее время Музыканта укладывали в спячку в далеком подвале, из которого его извлекали лишь в случае очередного неотложного дела.

– Мы вполне можем приказать тебе, Музыкант. Ты не замечал, что получаешь паек? Что у тебя дома зимой есть отопление? Что ночью к тебе в дом не врываются крысы? А знаешь, откуда все это берется? Почему ты спокойно спишь по ночам? Потому что есть другие люди, и они работают на то, чтобы тебе было сегодня хорошо, а завтра еще лучше. И пока мы руководим этими людьми, и пока ты от них зависишь, я считаю, что мы можем приказывать. И не забывай – ты чуть ли не единственный в городе, кто живет не по графику, кого не ставят в караулы, не назначают в госпиталь – выносить горшки, не гоняют с лопатой картошку сажать.

– Но обрати внимание, – добавил Доцент, – что мы все-таки не приказываем, а просим.

– Ага, – вмешался Вась-Палыч, – индивидуальный подход это называется. Тебе прикажи – ты же наизнанку вывернешься, чтобы все испортить. Нам же дороже выйдет.

– Ой, да помолчи, – поморщилась Бой-баба. – Мы все тут разумные люди. Мы все на одной стороне баррикад. Что нам мешает нормально поговорить и обо всем спокойно договориться?

– То, что вы наверняка уже все решили за меня и теперь собираетесь навязать мне ваш план действий.

– Почему ты так думаешь?

– Я же с вами не первый раз имею дело. Я согласен пойти в «серую зону». Но один. Никаких попутчиков-помощников, которые будут только мешаться под ногами. Расскажите мне, в чем дело, и я все выполню наилучшим образом.

Доцент поморщился: