Пирс Энтони - Хтон

— Позади тебя глубоко, — сказал он. — Как в колодце.

— Я никогда не знал наверняка, как она путешествовала, — говорил Атон. Его рука скользнула вниз, чтобы сжать ее грудь, но продолжала удерживать Гранатку у края. — Я оставил ее на астероиде, запер в космотеле, а сам угнал челнок, так что ей приходилось или оставаться там, или раскрыть свое местоположение внешнему миру. Я отправился домой, потом — на Идиллию, но каким-то непостижимым образом она не покидала меня… и я вновь нашел ее на Хвее. Ода была в лесу со своей песней — песней, которую она так и не завершила. Тогда я понял, что должен ее убить.

Босые ноги Гранатой стояли на самой кромке.

— Но там, в окрестностях усадьбы, не было ни скалы, ни горы. Понимаешь, это должно было произойти как-то по-особому. Я привел ее к лесному колодцу — узкому и глубокому. Пусть паденье убьет ее, как убило оно мою вторую любовь, как разбило раковину.

Он шагнул ближе и, согнув локти, положил руки ей на плечи.

— Ибо смерть превращает любовь в иллюзию. «Поцелуй меня, Атон», — сказала она там на горе, там у колодца. А потом возникла песня. — Он тряхнул ее: — Скажи так и ты.

Глаза Гранатки были закрыты.

— Поцелуй меня, Атон.

Смерть была к ней так же близка, как и его губы.

— Преступление, этот бутон фантазии, должен расцвести в реальности. Я коснулся ее губ. — Он осторожно поцеловал Гранатку. — И швырнул…

Атон грубо приподнял Гранатку, и ее ноги оторвались от края. Она колыхнулась над пропастью и рухнула вместе с ним на пол. Атон гладил ее волосы.

— И она сказала: «Я знала, что ты не сможешь этого сделать, Атон, — не сможешь в реальности». И я не смог. Ибо любовь превратила смерть в иллюзию.

Он обнимал ее, неподвижную и онемевшую.

— О тебе, Гранатка, нет песни, — сказал он. — Но если б я любил тебя, песня бы возникла, и ты бы погибла, ибо мной правит лишь миньонетка.

— Миньонетка, — прошептала Гранатка.

Он обнимал ее, угадывая страх.

— А моя планета, мой дом, моя Хвея продали меня Хтону, потому что я ее любил. Теперь я возвращаюсь.

— Мы все умрем, Атон.

— Проверь, у меня нет выбора, — сказал он, поцеловал еще раз в лицо, в грудь — и ушел.

«Тяжелый Поход, — думал Атон, — извлек нас из мира бушующих ветров, в котором мы так долго пребывали, не догадываясь, насколько он уютен. Поход показал нам мир сердцевины печи, где родившиеся газы бросают свою мощь в обширную систему, подобно самой Земле, без малейших послаблений и сострадания, чтобы сгореть быстро и ярко и вернуться, наконец, обессиленными лишь для того, чтобы вновь возродиться и сгореть. А сейчас Поход открывает нам последнюю из могучих стихий — мир воды».

Атон стоял на берегу реки, задумчиво глядя в нее. «Раньше они ее отвергли, будет ли она теперь, как женщина, мстить им?»

Отряд находился в нескольких километрах отсюда, ниже по течению, а двое мужчин отправились в разведку — один вверх по течению, другой вниз. Каждый оставит за собой знаки, отмечая свою тропу; отряд последует за тем, кто не вернется. Это логично: какой человек, обретя свободу, посмеет вернуться в пещеры? Кто рискнет потерять надежный путь и повернет назад? Лишь неудача заставит его вернуться к собратьям.

Так Атон оказался наедине с истоком, поскольку его позыв к побегу был самым сильным. Он был вооружен, имел при себе мешок с сочным красным мясом и чувствовал, что Бедокур убежал именно этим путем. Где-то найдется его метка.

У воды свечение стало ярче. Атон наклонился, чтоб обмакнуть пальцы в чистую жидкость и коснуться сияющей границы у своих ног. Поверхность тропы была ровной и чуть скользкой. При ходьбе он оставлял на темном камне пятна, словно давил въевшиеся в него растения. Зеленое мерцание пробивалось сквозь толщу воды, с сюрреалистической красотой отбрасывало ему в лицо свой свет.

Вдоль одного берега тянулся узкий уступ, своего рода прорубленная тропинка в пятьдесят сантиметров шириной, прилепившаяся к отвесной стене. Атон придерживался ее, это было на удивление удобно. Иначе пришлось бы пробираться по пояс в воде против быстрого течения, доверяя голые ноги неизвестным речным тварям.

Он выбрал этот путь, хотя и не доверял ему. Никогда еще Хтон не предлагал вариант, который воспринимался бы как безопасный. По тропинке наверняка кто-то ходил, и этот кто-то наверняка был врагом. Атон двигался быстро, но не потому, что спешил, — хотя это могло быть и так, если расстояние до поверхности оставалось велико — а для того, чтобы нарушить планы чудовища, преследующего его сзади. Или напасть врасплох на кого-то, притаившегося впереди.

Пройдены километры, и — ничего. Никаких злобных пещерных зверей на пути. Никаких внезапных обрывов. Тропа тянулась ровная и твердая, рядом спокойно текла вода. Наконец стены раздались, позволив реке, перелиться через мраморные берега и залить почти всю пещеру. Тропа, впрочем, сохранилась, продолжая извиваться вдоль каменной реки, между редких завалов.

Пещеры стали разнообразнее. Появились сталактиты — большие каменные сосульки, нацелившиеся в пол, и сталагмиты, выставляющие им навстречу свои чудовищные зубы. Река образовывала то шумные пороги, то тихие заводи среди отполированного камня успокаивающих оттенков. Мягкий свет, отраженный водой и гладким камнем, придавал всему сверхъестественную прелесть.

Атон замедлил шаг, пораженный незнакомой обстановкой, как если бы его взволновала красота неизвестной женщины. Ветра в пещерах не было, и его отсутствие слегка тревожило. Окружающие пещеры расширялись, сужались и вновь расширялись в змееподобном ритме — с коврами из скользких камней и стенами, покрытыми гобеленами из минералов. Внушительно возвышались колонны каменный лес, размыкавшийся лишь перед петлявшей рекой и ровной тропой, по которой шел Атон.

Очень подозрительно! Это вовсе не тот смертоносный подземный мир, который он знал. Где саламандры и химеры? Где хозяин тропы? Где красные зубы и когти?

Движение! Атон схватил обломок камня и начал подкрадываться. Ведь если это существо не убежит, оно само вскоре станет подкрадываться к нему. За каменными завесами он мельком увидел его: огромное волосатое тело, седое.

Волосатое? В пещерах?

Знак того, что выход близок?

Вскоре он смог разглядеть животное без помех — оно вовсе не было волосатым. Громадная ящерица, камнетеска, а не плотоядное животное; она щелкала по стене здоровенными зубами и пожирала зеленое свечение. Скорее всего, безобидная. Наверняка химера охотилась на кого-то,до того как открыла человека.

Атон подошел к ней сзади, выискивая уязвимую точку под чешуйками. Тварь была большая, с человека; она стояла на задних лапах, опершись передними о стену. Ящерица не повернулась: то ли не услышала Атона, то ли не распознала в нем опасности.