Кира Артамова - Король Мертвой Страны

Нартанг молчал, он лишь смотрел на собравшихся перед ним людей ненавидящим взглядом и представлял мысленно как бы он каждого из них ломал и увечил, если бы с него сняли цепи и дали хоть одно мгновенье на начало движенья…

– Ты слышишь меня, урод? Или оглох?! – зло воскликнул Зурам, оскорбленный молчанием раба.

Нартангу это понравилось и он продолжил молчать.

А Зурам решил, что в последний раз его слуги все же перестарались, и к увечьям его пленника теперь прибавилась еще и глухота. Но все же он надеялся вывести воина на чистую воду, если тот все же задумал обмануть его и поэтому добавил уже спокойным тоном:

– Если ты хочешь разжалобить меня, то зря – тебя будут бить каждый день, будь ты хоть глухим, хоть слепым – пока не встанешь на колени и склонишься покорным!

Злые слова шейха хлестнули Нартанга словно бичом и сделали свое дело – он озверел и уже не мог сдерживать своей ненависти:

– Пусть начинают! – зло прорычал воин, уже готовый к предстоящей несправедливой схватке.

Под презрительную и победную ухмылку всадника, слуги окружили скованного пленника. У одних в руках обнаружились веревки, у других плети, у третьих палки.

И все они исправно принялись исполнять волю господина. Воин уворачивался и закрывался как мог, чудом удерживаясь на ногах. Но чей-то удар под колени все же свалил его на землю. Тут же к граду предыдущих ударов добавились еще и пинки. И тут, уже абсолютно обезумев от боли и безысходности, Нартанг вдруг перестал закрываться – он выбросил скованные руки вперед и, пропустив тут же пинок в живот, поймал чью-то ближайшую к себе ногу и с силой вывернул ее – раздался хруст и дикий крик – один из слуг всадника повалился на землю со свернутой ступней. Воин не остановился на этом и попробовал достать еще кого-то – ему удалось перевернуться на спину и со всей силы пнуть еще одного нападавшего под челюсть – второй обидчик отлетел в сторону оглушенный или убитый. Третьего нападавшего Нартанг поймал за занесенную над ним ногу, но тут получил пинок в голову и на время потерял связь с окружающим миром, хоть, на удивление, остался в сознании. Когда воин, стоя на крачках, помотав головой, проморгавшись, пришел в себя, то снова упрямо стал подниматься. Вокруг него, правда уже чуть в отдалении, стояли слуги всадника, один из них еще корчился за спинами собравшихся, второй так и не шевелился, но никто вроде бы не собирался больше его бить. И тогда Нартанг, словно мазохист, ухмыльнулся в лицо своему пленителю:

– Тебе, собаке, никогда не победить меня.

Наступила мертвая тишина.

Воина шатало, с разбитого лица и ободранных участков тела капала кровь, но он все же продолжал стоять и смотреть в глаза Зурама, посеревшего от злости после его слов. Все остальные не смели шелохнуться, ожидая справедливого гнева всадника и даже боясь подумать во что он может вылиться.

Зурам ничего не говорил, пристально глядя на пленника.

Нартанг решил, что скорей всего вот сейчас всадник все же прикажет убить его – забить до смерти. Однако он ошибся…

Люди шейха стояли, тяжело дыша, готовые исполнить волю господина – им и самим очень хотелось забить, затоптать этого непокорного иноземца, посягнувшего на все святыни покровителя, чтобы навсегда забыть, как о страшном сне – воин уже давно поселил в их душах тревогу и ненависть. Но Зурам молчал… молчал и продолжал смотреть в разбитое изуродованное лицо пленника. Потом желтые глаза все же прикрылись, не выдержав черный взгляд короля мертвой страны, всадник повернулся и ушел в свой шатер, так и не произнеся больше ни слова. Постояв еще немного вокруг замершего на песке воина, разошлись и все остальные, забрав покалеченных пленником с собой. Нартанг остался жить дальше…

После этого происшествия у Нартанга появилось какое-то предчувствие, что оно стало переломным моментом. Какая-то веселость, абсолютно неуместная в его положении и состоянии, поселилась в душе. Нартанг понял, что победил. Победил их всех… Эта мысль укрепилась в нем, когда на утро третьего после потасовки дня, к нему снова вышел Зурам.

Нартанг с трудом поднялся на ноги, становясь лицом к подошедшему; он отметил, что «хозяин» пришел один.

Острые глаза всадника пустыни ничуть не потеплели и все также зло и сурово смотрели в еще не до конца отошедший от опухоли черный глаз пленника:

– Ты и не собираешься покоряться? – больше утвердительно чем вопросительно спокойно сказал Зурам, – А я и не собирался тебя покорять… – он впервые разговаривал с Нартангом, как с человеком, – Я просто собирался медленно отнять у тебя жизнь, но так, чтобы ты каждый миг жалел об этом. Ты убил моего коня, моего друга, моего брата, мое сердце… Если ты, чужеземец, конечно, помнишь… – всадник говорил сухо, с силой предводителя, с не скрытым чувством искренней глубокой неприязни, словно выплевывая каждое слово.

– Помню, – не совсем слушающимися все никак не заживающими губами выдавил из себя воин – ему впервые захотелось просто ответить своему «хозяину», – Он был золотой…

Я тогда метил в тебя…

При этих словах Зурам как-то дернулся и, опустив голову, отвернул лицо в сторону.

Постояв неподвижно с минуту, резко посмотрел на своего раба вновь:

– Я хотел твоей смерти! Я столько раз представлял, как буду медленно убивать тебя…

А теперь не хочу! – с какой-то досадой неожиданно закончил он, – Мне этого не хочется! Но и видеть тебя я больше не могу!

Наступила минута напряженного молчания. Два сильных человека, два прирожденных предводителя, стоящих на прямо противоположенных концах лестницы иерархии в настоящем положении, смотрели в глаза друг другу.

– Отпусти, и больше ты меня никогда не увидишь, обещаю! – наконец, прохрипел Нартанг, абсолютно не соображая что будет делать один посреди безлюдной и безводной пустыни, если вдруг всадник решится на предложенное. Ему это было не важно – он пошел бы в убийственные пески пешком один с надеждой на невероятную Удачу, случись чудо.

Но чуду не суждено было произойти:

– Нет! – словно очнувшись ото сна, и даже отступив от застывшего в напряжении пленника, воскликнул Зурам, – Нет! – в какой-то непонятной муке повторил он и, быстро развернувшись, ушел в свой шатер.

Три недели Нартанг провалялся на привязи, приходя в себя… Ел он очень скудную пищу, пил, правда, вволю. За это время он превратился в скелет, обтянутый изорванной во многочисленных местах кожей – ко всем прочим ссадинам и ушибам добавились глубокие воспаления от цепей на шее и руках. Альтаб напрочь отказывался хоть как-то помочь ему промыть раны, а другие рабы вообще не смотрели в его сторону. В их числе Нартанг отметил недавнего соратника по несчастью – прикованного неделями раньше пленника из хистанской армии – он так же, как и остальные, ухаживал за конями и верблюдами, выполнял указания других, иногда бросал на Нартанга беглые взгляды, но тут же опасливо отворачивался, явно так же, как и Альтаб, боясь показать заинтересованность или жалость к непокорному. Второго пленника, правда, воин так и не увидел – наверное, продали или помер…