Кира Артамова - Король Мертвой Страны

Король Данерата… Мертвого Данерата… И чтобы вернуть себе хоть какое-то величие, нужно пройти еще столько унижений, и если не убьют на пути к задуманному, то это воистину будет удивительно…»

Как не старался Нартанг смирить себя, как не тренировался быть спокойным предыдущие дни, он все же оставался самим собой, а возвращающиеся силы, видимо, уже начали вытеснять из сознания сдержанность ради банальной и простой истины выживания.

День был жарким и солнечным, впрочем, как и все дни в пустыне. Прошло уже около дюжины суток с тех пор, как к пленнику подходил кто-то кроме Альтаба. Но вот сегодня Хьярг снова решил схлестнуться с его Удачей. Зураму захотелось «проведать» пленника. Однако его очередная попытка «обучить вежливости» непокорного раба стоила ему двух воинов.

Всадник еще не закончил своей фразы, начинающейся с привычного «Ну что, пес…», как не дожидаясь, пока его спровоцируют злыми словами и вновь повалят на землю, чтобы забить ногами, Нартанг бросился на стоявших на опасном для них расстоянии людей. Слуги метнулись на защиту господина. Высокий мускулистый Тайгар, который в прошлый раз с таким наслаждением отрабатывал на пленнике свой «коронный» удар, умер первым и с одного удара. У Нартанга тоже был свой «коронный» – прямой в нос.

Худощавый Бек, еще не сообразивший, что товарищ, падающий на землю, мертв и после падения не вскочит с яростным воплем и не задавит непокорного пленника атакой сильных и безжалостных ударов, бросился на бунтовщика, пытаясь свалить с ног. Нартанг первым ударом сломал ему несколько ребер, а вторым так же вогнал нос в мозг, как и первому обидчику. Кто и как бил его потом, воин не помнил, помнил только, что все таки успел зацепить и Зурама, но длины цепи не хватило, чтобы сделать что-то серьезное – предательская привязь откинула его назад, а остальные слуги завершили дело – воин упал, оглушенный и сбитый с ног, потом совсем затих под градом ударов.

Тяжело дышащие и всклоченные слуги отошли от бесчувственной жертвы, озабочено оглядываясь на своего господина, стирающего со лба кровь.

Зурам зло сплюнул на песок:

– Укоротите цепи. Очухается – не кормить и не поить, – направляясь в свой шатер и бросая на бессознательного жестоко избитого воина ненавидящий взгляд, всадник еще раз сплюнул и вновь вытер не унимающуюся кровь – на излете удара, руку воина остановила цепь, но она же и глубоко ободрала кожу на голове шейха.

Когда Нартанг очнулся в первый раз, то вспомнил давно забытый страх – он ничего не видел. От полученных ударов лицо распухло настолько, что открыть веко на зрячем глазу было просто невозможно; губы тоже были не свои – словно на них налипли и укрепились два шершавых колких валика. Он не знал сломаны ли у него ребра, потому что ощупать их было выше его самообладания, а боль они причиняли жуткую при любом движении, затмевая всю остальную, спешащую отозваться из каждого участка тела. Корчась от каждого движения, воин пошарил вокруг рукой в надежде найти кувшин с водой, но поиски так и не увенчались успехом. Терзаемый болью и жаждой Нартанг уснул. Так Нартанг просыпался и засыпал раз пять. Он не знал сколько прошло времени, но на шестой раз «показался свет» – он проник в совсем неприметную щелочку между разбитым веком и распухшей щекой, немного приободрив. Нартанг повертел головой, изучая обстановку. Все было как обычно: стоял жаркий солнечный день, по стану сновали слуги, бегали тощие жалкие собаки, вот только рядом не было ни обычного кувшина с водой, ни миски, ни маленького Альтаба, присматривающего за строптивым и вечно побитым рабом.

Не оказалось мальчика и после. Когда воин увидел его через день и позвал, прося дать воды, Альтаб лишь замотал головой и убежал. По-видимому Нартанга собирались просто бросить подыхать так, как бросают избитую, укусившую хозяина, собаку.

Днем его нещадно палило солнце, и он бредил от жары; ночная же прохлада казалась холодом, вызывая дрожь, терзающую болью от невольного озноба избитое тело, а особенно разбитые ребра.

На закате второго дня, когда воин уже решил, что так и подохнет в проклятых песках – на цепи от того, что «хозяин» не дал ему воды, наконец появился Альтаб с кувшином. Поставил быстро свою ношу рядом с пленником и попятился. Мальчик снова смотрел на него как в первый день, хотя знал уже с месяц и за все это время, не считая первого «пробуждения» воина, не видел даже намека на грубость.

А с другой стороны, как мог он смотреть на вечно бросающегося на людей изуродованного убийцу, которого хозяин ненавидит больше всех на свете – вдруг озлобленный на весь мир человек ударит и его. Или хозяин заподозрит в сочувствии к своему недругу?

– Альтаб, я тебя никогда не трону, не бойся меня, – почему-то именно сейчас почувствовав себя безумно одиноким и пропасшим, просипел Нартанг, немного отдышавшись после питья. Но мальчик опять только замотал головой и убежал прочь.

От этих побоев Нартанг оправлялся долго, не в пример предыдущим. Но словно на зло всему миру, природа воина не давала ему сломаться и истощиться недугом до немощного покорного человека. Воин «упрямо» поправлялся вновь. Понемногу силы стали вливаться в иссохшее за короткое время плена тело. Когда немного поджили ребра, Нартанг возобновил свои ночные занятия. Почти каждый участок тела был отмечен синяком или кровоподтеком, тело принималось «ныть» при каждом движении, но воин продолжал повторять родные, заученные с детства, движения, стойко преодолевая боль.

Цепи Нартанга уже давно были укорочены до длины кандалов, уже никто из слуг, кроме вечно напуганного мальчика не подходил к нему, небезосновательно опасаясь бешеного иноземца, не подвластного их господину, которого все боялись и почитали.

Зураму же тоже не было покоя. Никогда он не встречал таких людей, как ненавистный ему чужеземец. Наверное, если бы он не хотел так страстно извести его за смерть любимого Айтара, то скорее всего отпустил бы за стойкость духа. Но злоба перечеркнула все остальные человеческие чувства всадника, и он снова и снова пытался довести задуманное до конца.

Когда Нартанг опять увидел приближающегося к нему всадника в сопровождении его слуг, то внутри все сжалось в комок: он прекрасно понимал что снова идут его бить, о том, что к нему могут идти за чем-то другим, воин уже и не думал. Но мыслей, о каком бы-то ни было подчинении, даже не возникало у него. Он упрямо поднялся на ноги, ожидая врага.

– Хочешь подохнуть с жажды или голода? Или хочешь, чтобы тебя до смерти забили? – начал без обычного «ну что, пес» всадник. На его высоком смуглом лбу была широкая ссадина от последнего «разговора» с непокорным рабом, – Ты что любишь боль?