Майкл Крайтон - NEXT

Ее поддерживают остальные тетки. Слышатся выкрики: «Оставьте ее! Хам! Насильник!»

Ему хочется заорать в ответ: «Она на меня работает!» Но, конечно, это уже было не так. Она стоит растерянная и сбитая с толку, а старая шлюха в трико уже вызывает полицию.

Значит, будет еще хуже.

Долли двигается медленно, как лунатик. У Васко нет времени дожидаться, пока она очухается, поэтому, скользнув мимо нее, он рысцой устремляется в сад, думая лишь об одном — поскорее убраться отсюда. В следующем саду он видит мальчишку рядом с каким-то мужиком, а возле них стоит эта сучка Алекс с ружьем двенадцатого калибра наперевес и с таким видом, будто умеет им пользоваться: одна рука — держит цевье, другая сжимает приклад, а палец лежит на спусковом крючке. И говорит ему:

— Если я еще когда-нибудь увижу твою рожу, скотина, я разнесу ее в кровавые сопли!

Васко, ничего не отвечая, трусит мимо нее, но в следующий момент позади него раздается грохот, а впереди кусты, растущие вдоль тропинки, разлетаются в стороны зеленым конфетти. Разумеется, он останавливается и медленно поворачивается, держа руки подальше от тела, чтобы не вызывать ненужных подозрений.

— Ты, мать твою, слышал, что я тебе сказала? — спрашивает она.

— Да, мэм, — отвечает он. — Никогда не перечьте даме с ружьем, тем более если у нее плохое настроение.

Вокруг уже собралась целая толпа. Женщины щебечут, как птички, и вытягивают шеи, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Но стерва не обращает на это внимания. Она орет на него:

— Что я тебе сказала?!

— Вы сказали, что если увидите меня еще раз, то убьете.

— Правильно, — говорит она, — убью! Еще раз прикоснешься ко мне или к моему сыну — сдохнешь!

— Да, мэм, — говорит он, чувствуя, как краска бросается в лицо, испытывая одновременно страх, унижение, злость.

— А теперь проваливай, — говорит она, слегка качнув стволом.

Она знает, что делает. Адвокатша, которая регулярно посещает стрельбище. Хуже не бывает!

Васко кивает и уходит — быстро, как только может. Он жаждет оказаться подальше от нее и всех этих женщин. Происходящее кажется ему ночным кошмаром: сотня баб в халатах наблюдают за тем, как он жрет дерьмо! Вскоре он уже почти бежит. Скорее к «Хаммеру», скорее отсюда!

И тут он увидел темного парня, похожего на обезьяну. Собственно, он и был обезьяной. Теперь, видя, как он двигается, Васко полностью уверился в этом. Обезьяна, одетая мальчиком, но все равно обезьяна. При виде этой твари, скачущей по саду, у Васко вновь заболела голова — там, где недавно было ухо. Не понимая, что делает, Васко выхватил пистолет и начал стрелять. Не то чтобы он надеялся попасть в маленького ублюдка с такого расстояния, но ему нужно было хоть что-нибудь сделать. Разумеется, обезьяна побежала, вскарабкалась на стену и пропала из виду.

Васко последовал за ней. Это оказался женский туалет и ванная комната. Свет внутри не горел, значит, там никого не было. Справа от себя он увидел бассейн, но и там не было ни души. Значит, в ванной нет никого, если не считать обезьяны. Он крепче сжал пистолет и двинулся вперед.

Клик-клак!

Он замер. Ему был хорошо знаком звук передергиваемого затвора помпового ружья. Никогда не заходите в комнату, если услышите за дверью такой звук. Он стал ждать.

— Думаешь, тебе повезло, гнилушка? — раздался хриплый голос, показавшийся ему знакомым.

Злясь и боясь, он стоял возле женского туалета до тех пор, пока не почувствовал себя до невозможности глупо.

— Да пошли вы все! — сказал он, повернулся и направился к машине. В конце концов, что ему за дело до этого обезьяньего парня!

— Ну надо же! — сказал голос из-за двери. — В городе так много стволов и так мало мозгов!

Он развернулся и посмотрел назад, но не увидел никого, кроме птицы, которая сидела на двери туалета. Он так и не понял, откуда раздался голос.

Васко поспешил к своему «Хаммеру». Он уже мысленно репетировал то, что скажет руководителям юридической фирмы и людям из «Биогена». Факты весьма просты: женщина была вооружена, да к тому же ее кто-то предупредил. Васко тут ничего не мог сделать. Он был классным профессионалом, но не умел творить чудеса. Пусть выясняют, откуда произошла утечка информации. Прежде чем обвинять его, пусть сначала займутся собой.

Ну и все такое в том же духе.

Слабый и изможденный, Адам Винклер лежал на больничной койке. Он был лыс и бледен. Его костлявые пальцы сжимали руку Джоша.

— Слушай, — говорил он, — тут нет твоей вины. В конце концов, я сам пытался убить себя, употребляя наркотики. Рано или поздно это все равно произошло бы. Но ты оказал мне огромную услугу — подарил время. Посмотри на меня. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым.

Джош не мог выдавить из себя ни слова. Его глаза были наполнены слезами.

— Обещай, что не будешь себя винить. Джош кивнул.

— Врунишка! — Адам слабо улыбнулся. — Как продвигается твой судебный процесс?

— Нормально, — ответил Джош. — Какие-то люди из Нью-Йорка обвиняют нас в том, что по нашей милости у их матери развилась болезнь Альцгеймера. Хотя на самом деле мы дали ей простую воду.

— Вы выиграете процесс?

— О, конечно! Адам вздохнул.

— Врунишка… — Его пальцы разжались. — Береги себя, брат… — едва слышно прошептал он, и глаза его закрылись.

Джоша захлестнула волна паники. Он вытер слезы. Но Адам все еще дышал. Он просто спал. Очень мирно.

Объясняя вынесенное им постановление, судья простуженно кашлял. Главными его слушателями были Алекс Барнет, Боб Кох и Альберт Родригес.

— Как видите, — говорил он, — я принял решение, что, хотя компания «Биоген» действительно обладает правом собственности на клетки мистера Барнета, она не имеет законного права изымать эти клетки из тел индивидуумов — живых или мертвых, включая и самого мистера Барнета. И тем более они не могут быть изъяты из тел его близких или дальних родственников. Любое другое решение противоречило бы 13-й поправке к Конституции США, запретившей рабство во всех его проявлениях.

В своем постановлении я отмечаю, что данная ситуация возникла в результате путаницы в решениях предыдущих судебных инстанций относительно того, что представляет собой право собственности в биологическом контексте. Первопричиной этой путаницы стало, главным образом, мнение, что ткани, удаленные или изъятые из тела человека, например, в результате хирургической операции, являются биологическими отходами и, следовательно, он в них больше не нуждается. Взять, к примеру, мертворожденное дитя. Мы не смеем отрицать, что мать и другие родственники могут испытывать по отношению к нему сильную эмоциональную тягу и желают распорядиться им по собственному усмотрению: похоронить, кремировать или передать его ткани для исследований, чтобы, возможно, помочь другим.