Ханлатов Иван - Морильское время

— Вообще-то я не знал, что до точки уже рукой подать, — рассказывал Эдуард. — Из-за плохой видимости я давно потерял ориентиры, и мне казалось, что расстояние — километров восемь-десять. Мело всё сильнее и сильнее, и я понял, что если останусь на месте, то вскоре замёрзну. С другой стороны, на лыжах — вполне можно дойти. Одно меня смущало: если оставлю снегоход, то фиг потом его найду. Я долго не решался его бросить, но когда совсем замёрз, созрел для решительных действий. Перед тем, как уходить — облил снегоход бензином и поджёг.

Такой финал развеселил компанию. Но Эдуард, кажется, рассчитывал на другую реакцию.

— Зря смеётесь, барышни! — пробурчал он. — Поступок не такой уж и безрассудный. Вы просто, наверно, не знаете, что даже при очень низкой видимости зарево от пожара видно на километр и более. Так что я таким образом сделал себе ориентир… да и бросать не так жалко. Но, конечно, если знал бы, что три километра, жечь бы не стал. Можете представить мою досаду, когда я вышел к кордону, ещё не потеряв из виду мой догорающий за спиной „Буран“.

Когда Боря понял, что никто не обращает на него внимания, он поднялся и решил предпринять ещё одну экспедицию. На этот раз — вдоль склона.

Время близилось к вечеру, но полярное солнце не собиралось прятаться за горизонтом — просто плыло по направлению к северу. Тени становились длиннее, поднялся ветерок, посвежело. Борис прошёл чуть выше лагеря, разбитого большой компанией с детьми. Уже не слышались удары по мячу, зато детские визги говорили о том, что малышня там предоставлена сама себе.

Борясь с лёгким головокружением, он не спеша продвигался вперёд, вдыхая свежий ветер и прислушиваясь к ощущению свободы и простора, концентрирующемуся в груди. После того как он прошёл метров триста, позади послышались быстрые шаги — его нагонял Косик.

— Привет, — сказал он невпопад, — тоже решил прогуляться.

Какое-то время шли молча. Спустившись в низину, перешли какой-то ручей. Ширина его позволяла без труда перепрыгнуть на другой берег. Несмотря на узость русла, глубина в некоторых местах явно превышала метр, а скорость течения была довольно высокой. Вода была удивительно прозрачной, на дне виднелись многочисленные коряги и водоросли.

Борис на секунду задержался возле потока. Ему подумалось, что здесь, очевидно, должна быть рыба. Но рыбы в тот момент ему никакой не попалось. А если и была где-то поблизости, то наверняка спряталась от двух прыгающих над водой мужиков.

— Обидно, да? — пробормотал, наконец, Косик.

— Что обидно?

— Что у нашей организации не будет названия.

— Да прямо! Если хочешь считать, что мы называемся „Морильск, проснись!“, то и считай. А официально называться не надо… Денисыч правильно сказал. Ты бы ещё устав нам сочинил и зарегистрировал в администрации.

— Ладно смеяться. Всё я понимаю. Но всё же красиво было бы: „Некоммерческая организация по защите прав человека „Морильск, проснись!“ А?

— Да, красиво… Только что, по-твоему, она будет дальше делать-то, эта некоммерческая организация?

— Что-что! Надо как-то довести до людей правду. Чтобы они знали, что с ними делают, и имели бы право выбора!

Поднявшись на очередной „стол“, ребята на секунду остановились.

— Я как раз сегодня разговаривал с Денисычем, — сказал Борис, — по-моему, он и сам не знает, что нам делать с нашим счастьем.

— Сказанул, дружище! — ответил Косик, присаживаясь на ствол упавшей чахлой лиственницы, с которой ещё не облетели последние пожелтевшие иголки. — Это давно известно.

— Кому давно, а кому и не очень, — сказал Боря, присаживаясь рядом, — я тут человек новый. По тому, насколько хорошо у нас тут всё организовано, думал, что и планы наши продуманы до мелочей.

— Что ты, какое там! — пробормотал спринтер. — У меня этих планов было знаешь сколько? Только Денисыч не даёт раскрутиться, говорит, чтоб не рыпался и сидел тихонько себе.

— Прав он, наверно. Диортам — такая организация, что шутки с ней плохи!

— Безусловно, организация серьёзная, и с кондачка с ней не разобраться… — сказал Косик задумчиво. — Но стремиться-то надо!

— Вот и я о чём! Не хочу, чтобы мне диктовали как жить, чему радоваться и что покупать, — начал расходиться Борис. — Не хочу, чтобы кто-то на мои деньги, деньги налогоплательщика, строил какие-нибудь дикие памятники, как у нас на Смоленской улице, и говорил мне, что это моя культура. Чтобы учили, чему я должен радоваться и кого должен ненавидеть.

На секунду они замолчали, наблюдая за несколькими птицами, пролетающими вдалеке. Боря подумал, что они, кажется, похожи на уток, но разве утки летают в июле стаями?

— Ты что, дружище! — Косик неожиданно не поддержал направления разговора. — Ты что, дружище! Думаешь, ты так крут? Сам раскрыл всемирный заговор? Да если бы не перемороженная партия „лекарства“ и не авария на руднике, то сидел бы ты сейчас у телевизора и кайфовал от очередного сериала.

— Да мне фильмы некоторые и так нравятся. Даже из дотриколитроновской эпохи.

— У меня есть знакомый, который работает у них, — заговорщически сказал Косик. — Он видел, какой там был скандал из-за перемороженных бочек с „лекарством“, полетели многие большие головы!

Эти новости были большим открытием для Бори. Про случай с испорченным триколитроном он уже слышал. А вот про знакомых из Диортама — не приходилось. Но он не подал виду:

— Ну и ладно, тогда мы бы вместе сидели у телевизора и смотрели сериал!

— Ага, вместе у одного телевизора! — развеселился Косик. — И слюни бы пускали!

Ребята ещё долго сидели на берегу ручья и разговаривали по душам. Боре почему-то вспомнился его лучший, до недавнего времени, друг Саша. Он рассказал товарищу об их совместных приключениях, о любовных похождениях Саши и его пренебрежении к любым правилам. Возвращаясь к событиям, связанным с другом, Борис предположил, что он был одним из тех, кто слабо восприимчив к триколитрону.

Косика заинтересовала история. Он подробно расспрашивал обо всём, что предшествовало странному заболеванию Саши, о том, насколько изменилось его поведение после выздоровления. В итоге он согласился, что Бориного друга, видимо, подвергли восстановлению триколитроновой зависимости. И, скорее всего, ещё дополнительному глубокому кодированию.

Когда Боря рассказал о том, что бывший друг его, ко всему, полностью изменил образ жизни, перестал общаться с прежними друзьями, и подал заявление в ЗАГС с одной из самых бледных своих Марин, Косик расстроился и сказал только:

— Тут ничего не поделать, Борь. Утешайся тем, что он по-своему счастлив. А ещё, что ты — не на его месте.

После встречи в кабинете Босса Андрей сразу же приступил к выполнению новых обязанностей. Вместо себя предложил начальником своего заместителя, Колю Давыдова, немолодого коренастого мужичка, который подвизался в отделе „А“ вечным заместителем. Он был им до назначения Андрея и, видимо, останется после. Образование инженера-строителя не позволяло ему надеться на что-то большее. Звёзд с неба не хватал, но работу знал хорошо. Так что Андрей оставлял на него отдел с лёгким сердцем, пообещав Боссу всячески помогать Коле.