Генри Олди - Монстр

Я пришел в себя. Земля была забрызгана еще дымящейся кровью, а у моих ног на тропинке лежало то, что осталось от Влада, закрывая проклятый знак. Я опустился на землю, поднял голову к темнеющему небу и дико завыл… Теперь я знал правду.

…Серьезный капитан долго и пристально смотрел на меня. Если бы в моем кармане нашелся хотя бы перочинный нож — он немедленно выписал бы ордер на арест. Но он был реалист, этот немолодой капитан, и его реализм не мог предъявить мне никаких улик. Да, гуляли. Да, вернулся к даче. Да, ничего не видел. Прибежал на крик. Подпишите протокол.

Дома я устало опустился в протертое кресло и откинулся на спинку. Генетический атавизм. Мутация. Проклятие рода. Отец знал, но не сказал мне. И правильно — я бы все равно не поверил… Итак, я — чудовище. Выродок. Монстр.

…Но во второй раз знак был начерчен прямо на земле. Кто-то рассчитывал, что я увижу рисунок — и правильно рассчитывал… Кто-то знает мою тайну. И Влада… Влада хотели убрать. Моими руками. Вернее, лапами моего монстра. И убрали. И я знаю, кто этот человек.

Тогда он сказал, что побежал вызывать «скорую». Но ведь я не терял сознания и не валялся на полу! Зачем нужна была «скорая»?! Николай стоял сбоку, со спины, и через плечо глядел на открывающийся знак. Он видел знак! И видел мое превращение. Но монстр-то не мог его видеть! Потому что Коля стоял сзади. И успел удрать. Чтобы потом воспользоваться своим знанием. В полной уверенности, что я ничего не вспомню. Я сам подтвердил это своим звонком.

Он — убийца. И может снова и снова делать убийцей меня. Что же делать? Убрать его? Встретить в безлюдном месте и размотать повязку?.. Нет! На мне и без того слишком много крови. Единственный выход — уехать. Уехать из города, туда, где меня никто не знает. И эта повязка больше никогда не будет размотана. Решено… Но осталось последнее испытание.

Я задернул занавески, на всякий случай вынес аппаратуру и бьющиеся предметы в соседнюю комнату, запер дверь. Потом встал напротив зеркала, положил на тумбочку лист бумаги и вывел две пересекающиеся окружности, жирно перечеркнув их крест-накрест…

…Враг! Хитрый враг, хорошо прячется. Не вижу. Где?! Ярость клокотала, подкатывая к горлу, заливая глаза. Где враг? Убить! Найти и убить. Сразу. Убить…

Нет, это не я. Это он. А ну-ка… Боже праведный! Изображение было немного размытым, но достаточно отчетливым. Из зеркала на меня смотрел ящер. Плоская ухмыляющаяся физиономия, утонувшие под низким лбом глазки, розовая пасть с узким длинным язычком и белоснежными клыками. Тело, закованное в зеленоватую чешую с металлическим отливом, покоится на треугольнике мощных лап и мясистого хвоста. Передние лапы кротко сложены на груди и выглядят хилыми в сравнении с могучим постаментом — но их силу и крепость кривых когтей я уже знаю. Только рост, вроде бы, мой. Ходячая смерть. Ископаемый убийца…

…Очнулся я на полу. Не глядя, скомкал лист и поднес к нему спичку. Прощай, монстр…

На следующий день я подал заявление об увольнении.

Уволить меня обещали через два месяца, а пока все оставалось по-прежнему. Я ходил на работу, занимался осточертевшими расчетами, а дома валился на диван и брал книгу. Или включал видео. Комедии смотрел.

На улицах мне всюду мерещился проклятый знак. Я старался возвращаться домой разными маршрутами, кружил по городу, входя в подъезд, на мгновение закрывал глаза…

Но ничего не происходило, и постепенно я стал успокаиваться. Вряд ли за эти два месяца Николай снова попытается выкинуть такой фокус. А потом… Потом я уеду.

В тот вечер после работы я забрел в рок-клуб. Здесь, как всегда, царила вольная психоделическая атмосфера. Кто-то терзал гитару, извлекая из нее самые невероятные звуки; в углу бренчал разбитый рояль, на крышке которого художник, не обращая внимания на игравшего, рисовал афишу к предстоявшему рок-фестивалю; за стеной скрежетали и вопили какие-то металлисты, и повсюду бродили длинноволосые личности в потертых джинсах и с сигаретами в зубах. Это были музыканты, их друзья и знакомые, друзья знакомых и знакомые друзей.

Нужную мне группу «ЗЭК» — «Земля: Экология Космоса» я нашел довольно быстро. Репетиция была в самом разгаре: ударник избивал свои барабаны, не забывая прикладываться к бутылке пива и периодически ударяя ею по бас-тому; гитарист, извиваясь между колонками, выдавал плачущие трели, от которых хотелось выть на луну, что и делал вокалист, используя вместо луны прожектор; клавишник с зажатой в зубах «Примой» балансировал между Иоганном Себастьяном и Одессой-мамой; и только рыжий басист, устало сидевший на побитом трехногом табурете, меланхолично и методически играл свою партию. Короче, полная психоделика. Это и был их стиль. А больше половины текстов для них писал я.

Ребята доиграли песню, и я подошел здороваться.

— Серега, как тебе?

— Нормально, темп только надо подвинуть. Песня, конечно, унылая, но злая. А у вас она незлая, но унылая.

— Точно. Что я тебе говорил, Вадюха?! Говорил — темп подвинуть надо, а ты — «психоделика, психоделика»!..

Ребята снова взялись за инструменты. Я стал высказывать свое мнение, и когда мы перестали посылать друг друга и начали прощаться — была уже половина одиннадцатого.

Прохожих на улице почти не было, фонари горели редко, и это, как ни странно, успокаивало — черта с два в такой темноте увидишь этот знак, даже если Колька и нарисовал его где-нибудь. Я свернул в проходной двор с идиотским стишком про мусорный киоск и ехидной припиской «А. С. Пушкин», и впереди раздался крик. Кричала женщина, и кричала так, что я сразу понял — это серьезно. И побежал на крик.

В углу двора двое парней прижимали к стенке какую-то девушку, а третий, присев на корточки, пытался стащить с нее юбку. Еще один стоял в стороне и курил. Девушка старалась вырваться, и это очень мешало парням в осуществлении их замыслов. Наконец куривший шагнул вперед и ударил ее наотмашь кулаком по голове. Девушка обмякла и повисла на руках у державших ее мужчин.

В следующий момент я был уже рядом и, налетев на присевшего парня, сбил его с ног. Мы покатились по земле. Злость моя, к сожалению, не соответствовала возможностям — и через секунду я ударился затылком об угол кирпичного забора. Приподнялся и сел. На большее сил уже не было. Все. Погиб поэт, невольник чести…

— Щас, мальчики… Салатик делать будем, — перед глазами возникло длинное тусклое лезвие.

— Я бы этих металлюг живьем закапывал… Гады лохматые… Браслетик вот только снимем, браслетик бабки стоит… Черт, застежка-то ржавая совсем…

…Салатик, говоришь? Ну, монстр, давай!..

…Пища. Много. Хорошо. Одна пища думает, что она — враг, и машет блестящим коротким когтем. Коготь свистит в воздухе, скользя по чешуе, и вместе с лапой отлетает в сторону. Убегает! Пища убегает!.. Нельзя. Тело мягкое, без чешуек. Хорошее тело. Еда. Хорошая еда. Удовольствие…