Артур Кларк - Библиотека современной фантастики. Том 6. Артур Кларк

Он щелкнул тумблером осциллоскопа и покрутил синхронизирующие ручки, устанавливая на экране кривую главного импульса. Потом настроил фазировку; два ярких световых пятнышка пошла навстречу друг другу вдоль кривой, пока не слились в ее геометрическом центре. Он бросим взгляд на Мердока, который пристально смотрел на мегаваттметры. Инженер кивнул. Хьюз сказал себе: “С богом!” — и нажал включатель.

Что-то тихонько щелкнуло в релейной коробке. А через долю секунды все здание словно содрогнулось: в коммутационном зале, до которого было триста футов, с треском включились могучие рубильники. Свет потускнел, почти совсем пропал. Но тут с внезапностью взрыва сработали автоматические выключатели, прерывая цепь. Свет вспыхнул в полную силу, стрелки мегаваттметров откачнулись назад.

Эксперимент закончен. Приборы выдержали перегрузку.

А Нелсон?

Доктор Хьюз с удивлением увидел, что сэр Роберт вопреки своим шестидесяти уже подбежал к генератору. Он стоял на краю колодца и смотрел вниз. Физик медленно подошел к нему; он не мог торопиться, в душе назревало тягостное предчувствие. Мысленно он уже видел скрюченную на две ямы фигуру Нелсона и обращенные вверх мертвые укоризненные глаза. Тотчас его поразила еще более страшная мысль. А вдруг поле исчезло слишком быстро и обращение не доведено до конца? Сейчас он все узнает.

Ничто не потрясает так, как полная неожиданность: сознание не способно обороняться. Доктор Хьюз ожидал чего угодно. Чего угодно, только не этого.

Колодец был пуст.

Потом он тщетно пытался вспомнить, что происходило вслед за этим. Кажется, Мердок взял командование на себя. Закипела работа, зал заполнили техники, чтобы вернуть на место огромный ротор. Словно издалека доносился голос сэра Роберта, он твердил снова и снова:

— Мы сделали все, что могли, все, что могли.

Наверное, Хьюз что-то ответил. Но все было как в тумане.

Рано утром, еще до зари, доктор Хьюз пробудился от своего беспокойного сна. Всю ночь его преследовали кошмары, фантастические видения из многомерной геометрии. Странные, неведомые миры, безумные фигуры и пересекающиеся плоскости, вдоль которых он бесконечно карабкался, спасаясь от какой-то жуткой опасности. Ему снилось, что Нелсон застрял в одним из этих неведомых измерений, и он пытался пробиться к нему. А иногда он сам был Нелсоном, и кругом простирался его родной мир, причудливо искаженный и отгороженный от него невидимыми стенами.

Он с трудом сел, и кошмары отступили. Несколько минут он сжимал ладонями, голову; сознание начало проясняться. Хьюз знал, что с ним происходит, не первый раз его среди ночи вдруг осеняло решение какой-нибудь упрямой задачи.

В мозаике, которая сейчас сама складывалась в его мозгу, не хватало только одного кусочка. Но вот и он стал на месте! Слова помощника Нелсона, когда он описывал несчастный случай… Тогда это показалось Хьюзу несущественным, и он их забыл. Но теперь… “Когда я посмотрел в колодец, там как будто никого не было, а я стал спускаться по трапу вниз…”

Какой же он болван! Ведь старина Макферсон был прав, во всяком случае, отчасти! Поле обернуло Нелсона в четвертом пространственном измерении, но сверх того произошло еще смещение в пятом — во времени. В первый раз смещение во времени измерялось какими-то секундами. Теперь же, как ни тщательно он все подготовил, условия сложились иначе. Было столько неизвестных факторов, и его теория больше чем наполовину состояла из догадок.

Нелсона не было в колодце, когда кончился опыт. Но он там будет.

Доктор Хьюз весь облился холодным потом. Он представил себе тысячетонный цилиндр, вращаемый тягой в пятьдесят миллионов лошадиных сил. Что будет, если какое-то тело вдруг материализуется в пространстве, занятом ротором?..

Он соскочил с кровати и схватил трубку телефона прямой связи с электростанцией. Нельзя терять ни секунды, надо сейчас же поднять ротор. С Мердоком он объяснится потом.

Очень осторожно что-то схватило фундамент дома и покачало его — так засыпающий ребенок трясет свою погремушку. С потолка слетели хлопья известки, в стенах, как по волшебству, вдруг возникла сеть трещин. Лампы замигали, вспыхнули ярко-ярко и погасли.

Доктор Хьюз отдернул занавеску и посмотрел на горы. Отрог Маунт-Перрин заслонял электростанцию, но ее сразу можно было найти по гигантскому столбу обломков, который медленно вздымался кверху в бледных лучах рассвета.

Снасти дрожали от натуги: межпланетный ветер уже наполнил огромный круглый парус. До старта оставалось три минуты, а у Джона Мертона на душе был мир и покой, какого он целый год не испытывал. Что бы ни случилось, когда коммодор даст сигнал стартовать, главное будет достигнуто — независимо от того, приведет его “Диана” к победе или к поражению. Всю жизнь он конструировал для других; теперь наконец-то сам поведет свой корабль.

— Две минуты до старта, — сказал динамик. — Прошу подтвердить готовность.

Один за другим отвечали капитаны. Мертон узнавал голоса, то взволнованные, то спокойные, — голоса его друзей и соперников. На четырех обитаемых планетах наберется от силы два десятка человек, умеющих управлять солнечной яхтой, и все они сейчас здесь кто на линии старта, кто на борту эскортирующих судов, кружатся вместе по орбите в двадцати двух тысячах миль над экватором.

— Номер один, “Паутина”, готов!

— Номер два, “Санта-Мария”, все в порядке.

— Номер три, “Солнечный луч”, порядок.

— Номер четыре, “Вумера”, все системы в норме.

Мертон улыбнулся, услышав этот отголосок старины. Так докладывали еще на заре космонавтики, и это вошло в свод традиций. Бывают случаи, когда человеку хочется вызвать к жизни тени тех, кто до него уходил к звездам.

— Номер пять, “Лебедев”, мы готовы.

— Номер шесть, “Арахна”, порядок.

Теперь очередь его, замыкающего. Странно подумать, что слова, которые он произнесет в этой маленькой кабине, услышат пять миллиардов людей.

— Номер семь, “Диана”, готов к старту.

— Подтверждаю с первого по седьмой, — ответил безличный голос с судейского катера. — До старта одна минута.

Мертон слушал вполуха; он в последний раз проверял натяжение фалов. Стрелки всех динамометров замерли неподвижно, зеркальная гладь исполинского паруса блестела и искрилась на солнце.

Невесомо парящему у перископа Мертону казалось, что парус заслонил все небо. Ничего удивительного — пятьдесят миллионов квадратных футов соединено с его капсулой чуть не сотней миль такелажа. Если бы сшить вместе паруса всех клиперов, какие в прошлом белыми тучками летели над Индийским океаном, то и тогда они не сравнялись бы с парусом, в который “Диана” ловила солнечный ветер. А вещества в нем чуть больше, чем в мыльном пузыре: толщина этих двух квадратных миль алюминированного пластика всего лишь несколько миллионных дюйма.