Александр Трофимов - Офф-лайн, адажио

По-детски широко улыбаясь, Ника крутила в руках невесомую пирамидку и что-то нашептывала, видимо накладывая на ловушку очередное страшное заклятье.

- Ты спала на этом диване, а вторую койку никто не занимал - ложились вдвоем на полу, на равных. И почему-то так и не озаботились стащить еще хотя бы дырявый гамак с какого-нибудь пиратского галеона…

Он смотрел на деревянную маску беса - копилку страхов. Когда-то они скармливали уродливому демону все свои детские фобии, кошмары и опасения. Засовывая в пасть очередной самый страшный страх, они предвкушали, как в будущем достанут его оттуда - побежденным, смешным. Рю до сих пор любил иногда вытряхивать на стол всю копилку и перебирать усохшие страхи юности, вспоминая, почему он боялся воздушных шариков и как умудрился до смерти испугаться трехмесячного оленя.

- Тот раз, когда ты предложила уйти в приват, сплести сознания через сеть и увидеть общий сон - только для нас двоих… Я лег поближе к тебе, взял за руку… Это было до дикости неудобно, но наутро оказалось, что мы так и не разомкнули рук.

У них получилось улыбнуться одновременно. Одной и той же улыбкой - словно они долго тренировались и собирались развлекать этим трюком публику.

- Ника… Как этот сон выглядел для тебя? Она прикусила губу.

- Это же был общий сон, граф.

- Мне кажется, каждый из нас увидел его по-своему.

- Я уже почти ничего не помню.

- Закрой глаза:

Он наклонился к ней, прижался лбом к горячей щеке.

- Вспоминай. Ты стоишь у окна…

- Я стою у окна.

- На подоконнике стоит картонная коробка, в ней - лесная поляна, крохотная, живая. Из нее бьет земляничный фонтан. Ты протягиваешь руку…

Ника оборвала его:

- Нет, там озеро с темнотой. Прохладной, бездонной… Над ней туман сумерек, тени плещутся через край. Я опускаю в нее руки, словно смываю свет.

- А еще стол… На нем спит л иловая ящерица с осыпавшейся чешуей. Но это не мой страх.

- И не мой. Наверное, это чей-то чужой кошмар, который забрел к нам передохнуть.

Рю зажмурился, словно всматривался в воспоминания.

- На стенах висят фотографии стен, на потолке - разочарованное зеркало, в котором не отражается ничего.

- Тут нет стен. Совсем. Только пол и потолок, сливающиеся в неразличимую линию горизонта - он идет волнами, качается, будто колышутся края плоского мира. А мы - внутри этого плоского мира, словно подпорка, не дающая ему снова стать двухмерным. Наверное, со стороны он похож на

улыбку.

- Я подхожу к тебе со спины, кончики пальцев касаются ткани, проходят насквозь,, натыкаются на холодную, покрытую мурашками кожу, проходят насквозь… касаются твоей души.

- На мне,..

Она запнулась, и Рю почувствовал, что ее щеки стали еще горячее.

- Я без одежды. Ты подошел, весь заросший мехом, всклокоченный и раздувшийся как Боцман, и протягиваешь ко мне руки. Их много - тонких, прозрачных рук.

- И я обнимаю тебя, ты как янтарный мед, из которого сделано солнце любого сна.

Он опустил голову ей на плечо и прошептал:

- Ты знаешь, а ведь я обнимал тебя только там. Обнимал просто так, не в танце, не дурачась, а по-настоящему - только во сне. По-настоящему - только во сне, звучит по-дурацки…

Ника усмехнулась.

- Открой глаза.

Рю с трудом разлепил веки. Огонек тусклого светильника показался ему нестерпимо ярким. Он сидел, прижавшись к спине Ники, осознавая, что обнял ее, сам того не заметив. Ее каштановые волосы растрепались, щекотали ее голые лопатки, напряженные худые плечи.

- Теперь мне, наверное, придется взять отпуск, граф. То, что мне будет сниться в ближайшее время, нельзя видеть больше никому.

- Даже мне?

- Тебе в первую очередь.

Она вытянула вперед правую руку, разглядывая ее. Рю не знал, что именно она ожидала обнаружить: фамильный перстень де Дино, перчатку с левой руки?.. У него ныло колено. Ника улыбалась, глядя на картонную пирамидку.

.- Сны, рисунки, образы из сети - все обретает плоть, да? Равнодушное зеркало реальности начинает отражать…

Рю постучал по столу костяшками пальцев, будто проверяя столешницу на прочность. Ника положила ловушку на пол и пробормотала:

- Флибэти, наверное, уже заждался. Пойдем вниз.

- Ну что, ты его включил?

Флибэти валялся на кровати и разглядывал потолок. Телевизор по-прежнему не работал.

- Как ни странно - да. Я думал, там будет сплошной шум - вещания-то давно нет… А там кролики. Видимо, в каком-то черном-черном городе до сих пор стоит черная-черная телебашня и передает канкан жутких белых-белых кроликов.

Рю едва удержался от смеха - кажется, Стратос упоминал, что он занимается реконструкцией не только в сети, откопал где-то мощный допотопный передатчик и возрождает телевидение. Что он нашел такого в этих кроликах?

Флиб подошел к окну, что-то высматривая во дворе. Потом повернулся к Нике.

- Давно хотел спросить - почему именно «лемуры»? Большую часть жизни во сне проводят ленивцы, насколько я помню.

Ника пожала плечами.

- Возможно, кто-то думал об этом во сне… А у снов своя логика. Знаешь, странно, что мы зовемся не розовыми слонами или известняковыми феями.

Она перешла на едва различимый шепот, бурча себе поднос все приходившие ей на ум названия для своей профессии. Флибэти кивнул на заходящее солнце.

- Мне скоро улетать. Полетели со мной, а? Рю засмеялся и покачал головой.

Со двора донесся чей-то тихий голос, и Рю выглянул на улицу. Там, у огромной кучи мусора, бывшей некогда двухэтажным домиком, стояла на четвереньках наставница Флиба и шептала куда-то в темный провал под бетонной плитой: «Кис-кис-кис». Потом она достала из кармана кусок сыра и поманила кого-то, кто прятался в глубине темной норы.

- Кис-кис-кис…

Никто не выходил, и девочка наконец поднялась на ноги. Посмотрела на них, замерших у распахнутого окна.

- Спускайтесь и помогите мне выманить крысу. Флибэти покорно пошел к дверям, споткнувшись у самого порога. Спросил озадаченно:

- Почему «кис-кис-кис»? Это же крыса. Ника едва слышно рассмеялась.

- Ты не понимаешь логику снов…

Она оглянулась на Рю, но тот по-прежнему стоял на месте и сдирал с подоконника облупившуюся краску.

- Иди, я сейчас спущусь.

Ника бросила на него короткий взгляд и побежала догонять Флиба. За одно короткое мгновение Рю успел увидеть в ее глазах больше, чем видел в ее фразах, снах, чувствах, которыми она делилась с ним, словно передавая флягу, из которой оба по очереди пили одну на двоих жизнь. Ему на миг показалось, что в этом взгляде он наконец увидел ее - без красного и синего, без бубенцов и запаха ягод. Не ее величество Нику, не герцогиню де Дино, а именно ее. Девчушку, которая давным давно на детском слете подошла к незнакомому пареньку в дурацкой шапке и сказала: «Ты морщишься, как мой кот».