Чарльз Шеффилд - Объединенные разумом

Он сделал несколько шагов в том направлении, затем вернулся назад. Трава была слишком высокой, и в ней было слишком страшно.

Казалось, солнце падало в густые заросли травы и там растворялось. Он уже не видел даже травы, небо было почти чёрным, с разбросанными на нём яркими звёздами.

— Мама! — закричал он во всё горло. Тьма поглотила этот крик. Он бросился бежать в ту сторону, откуда они пришли. Вдруг он вспомнил о фонарике, который оставил лежать на земле. Он быстро вернулся, нашёл его и включил. Фонарь отбрасывал яркий круг света вперёд и по бокам, сзади же оставались владения тьмы. Он повернул голову назад и увидел огромный чёрный клин — длинную тень, которую отбрасывало его собственное тело. Не выпуская фонарь из рук, он попятился назад, круг света двигался вместе с ним.

Этот светлый круг стал для него всем миром. Вскоре за его пределами начали раздаваться ночные звуки. Из темноты до него доносилось какое-то бормотание и рычание, хихиканье, похожее на смех безумца. Он всматривался, стараясь разглядеть хоть что-нибудь за пределами освещённого периметра. («Львы. Леопарды. Носороги. И шакалы, и гиены, и грифы…» — Ему хорошо запомнились слова дяди Даррена. — «Попробуй, подними где-нибудь шум или начни бегать вокруг палатки. К утру и косточки не останется…»)

Зачем он так громко кричал? Ему нельзя было шуметь. Где же мама? Прежде его никогда не оставляли одного.

Он заплакал, тихо и очень горько. Слёзки катились по щекам и попадали в рот. Он ощущал их солёный вкус. Ему хотелось позвать маму, но он знал, что этого нельзя делать. За спиной он слышал шум, от которого волосы на голове поднимались дыбом, и мягкий шелест травы, как будто к нему кто-то подкрадывался. (Львы, леопарды, носороги. И шакалы, и гиены, и грифы.) Он крепко сжал в руке фонарик, и побежал вперёд, спасаясь от этих звуков. Чёрный клин тени бежал за ним по пятам. Ему показалось, что впереди стали раздаваться другие звуки.

Он остановился и припал к земле. Свет фонарика, похоже, стал тускнеть, границы спасительного круга сделались меньше и потеряли чёткие очертания. Кусая себе пальцы, он стал всматриваться в ночную темень.

Чьи это там глаза, что светятся жёлтым и зелёным? По мере того, как фонарик тускнел, они становились ярче. Вскоре на него уже со всех сторон смотрели чьи-то глаза. Он попытался оттолкнуть тьму руками, он ненавидел её, хотел, чтобы она отошла от него подальше.

Теперь он уже не мог сопротивляться ей. Он не мог бежать, он рухнул на землю и распластался. Он царапал пальцами твёрдую почву и смотрел вверх. Далеко на горизонте вершина холма светилась в мутной дымке красноватым светом. Он не мог оторвать от неё глаз, боясь снова увидеть сужающийся с каждой минутой круг.

— Мама, мама, мама, мамочка, — повторял он снова и снова, словно магическое заклинание. — Мамочка, мама, мама, мама… — Она была для него тем единственным на целом свете, на что он мог положиться. Но он боялся звать её. (Попробуй, подними где-нибудь шум или начни бегать вокруг палатки. Наутро и косточки не останется.) Он боялся даже плакать.

Он лежал на земле и дрожал. Ему нельзя плакать. Он не может плакать. Он не будет плакать. Мама скоро вернётся… она скоро вернётся…

Эсро Мондрайн не знал тогда, что рассвет, а значит и спасение, придёт только через десять часов.

А через несколько дней в «муравейнике» Трущоб состоится распродажа.

Тетти что-то рассказывала ему и трясла за плечо.

— Чен. Что случилось? Почему ты плачешь?

— Потому что я не разучился плакать. Я могу плакать, и это хорошо. — Чен всхлипнул. — Всё хорошо.

Её руки обвились вокруг её тела.

— Так что же всё-таки случилось?

— Воспоминания. Я знаю, почему Эсро Мондрайн не доверял никому на свете. Знаю, зачем ему так сильно были нужны Создания Морган.

Они с удивлением заметили, что оказались друг у друга в объятиях. Тетти прижимала его к своей груди. Она отпустила его и снова уселась на подушку. Они чувствовали какое-то странное смущение. Она была его первой женщиной, хотя в тот раз он видел в ней другую.

— Я давно об этом знала, — сказала она. — Создания должны были стать его панацеей, сетью его защиты вдоль границ Периметра. Вот почему он добился, чтобы их для него сконструировали.

— И они стали причиной его смерти. Хотя, может быть, в этом моя вина. Или твоя.

— Кто бы это ни был, судьба распорядилась по справедливости. — Тетти не скрывала своей досады. — Чтобы сохранить Создания, он готов был уничтожить всё остальное. Будь проклят этот человек.

— Сожалею. Меня научили ненавидеть его, ты научила, но я даже не предполагал, что в тебе самой столько злобы.

— Ты не знаешь, что такое ненависть. Если у кого-нибудь есть повод ненавидеть Эсро Мондрайна, то у меня тем паче. Он пользовался мной снова и снова… и я не упускала возможность.

— Этим один из вопросов исчерпывается, — сказал Чен, поднимаясь со стула. — Всё что хотелось мне узнать, я узнал. Я пойду.

Она уставилась на него, затем потёрла ужасно исхудавшими руками свои карие глаза.

— Ты хочешь этим сказать, что пришёл просто повидать меня, и тебе ничего от меня не нужно? Боже мой, со мной это впервые в жизни. Даже не припоминаю, чтобы кто-то так просто пришёл проведать меня, если ему от меня ничего не было нужно, быть может кроме бедного старика Кубо. Когда он приходит, мы принимаем по дозе Парадокса, а затем смотрим друг на друга и ржём, как два дурачка, пока он не перестаёт действовать. Её голос надломился. — Но потом Кубо уходит, и я думаю о том, кем же я была раньше. Чен, а ведь я была принцессой. Но посмотри на меня сейчас, в кого я превратилась? Что сделал со мною Эсро Мондрайн?

— Тетти, ты для меня сейчас слишком хороша. Да, мне хотелось кое-что получить от тебя. Но я прекрасно понимаю, что мне это не светит. — Чен протянул руку, как будто собираясь коснуться сальных волос Тетти, но тут же отдёрнул её обратно. — Догадываюсь, Кубо рассказал тебе о том, что Мондрайн жив. Но теперь, когда я увидел твоё к нему отношение…

— Жив? Что ты хочешь этим сказать? Он ведь мёртв.

— И да, и нет. С технической точки зрения он жив.

— Но как он может быть мёртвым и в то же время живым?

— Это мы так постарались. Я лично сделал это. Иначе он уничтожил бы корабль и всех, кто находился на борту. Мне пришлось залезть к нему в сознание и выудить оттуда кодовую последовательность самоликвидации, но она была спрятана слишком глубоко. Я проникал глубже и глубже и разрушал всё, что мешало объединённому интеллекту попасть внутрь. Уцелело очень немногое. А то, что осталось, не способно к общению. Может быть там ещё что-то сохранилось, но чтобы до него добраться, тебе пришлось бы…

— Нет! Ублюдок, ты такой же негодяй, как и Мондрайн. Ты хуже! — Она стала приближаться к нему, как тигр приближается к своей добыче. — Я знаю, о чём ты думаешь. Знаю, зачем ты ко мне заявился.