Роберт Силверберг - Знакомясь с драконом

Я добрался до театра в девять часов утра, почти за полчаса до назначенного мне времени, так как слишком хорошо знал о том, как жесток бывает Цезарь Деметрий в отношении непунктуальных людей. Но Цезарь, видимо, умудрился прибыть еще раньше. Я обнаружил Лабения - его личного телохранителя и главного собутыльника, - удобно расположившегося у входа в театр. Когда я подошел, Лабений скривился и сказал:

- Чего копался-то? Цезарь давно тебя ждет.

- Я пришел на полчаса раньше, - ответил я кисло. Нет смысла быть тактичным с такой личностью, как Лабений, или Поликрат, как мне следовало бы называть его теперь, когда Цезарь наградил нас новыми - греческими - именами. - А где он?

Лабений показал на открытые ворота и, подняв средний палец вверх, молча трижды ткнул им куда-то в небо. Я прохромал мимо него, не произнеся ни единого слова, и прошел сквозь ворота внутрь театра.

К моему разочарованию, я увидел фигуру Цезаря Деметрия на самом верху театра, в последнем ряду. Его тонкий силуэт резко выделялся на сверкающей голубизне утреннего неба. Прошло меньше шести недель с тех пор, как я повредил колено, охотясь с Цезарем на вепря где-то в глубине острова. Я и сейчас еще хожу на костылях, и ходьба, не говоря уже о карабкании по лестницам, была для меня делом весьма затруднительным. Но что поделаешь: вон он - стоит там на самой верхотуре.

- Итак, ты соизволил наконец явиться, Пизандр, - крикнул он. - Давно пора. А ну-ка побыстрее! У меня, тут есть кое-что интересное, и я хотел бы показать тебе это.

Пизандр! Прошлым летом Цезарь внезапно решил облагодетельствовать нас новыми греческими именами. Юлий, Луций и Марк потеряли свои честные римские именования и стали Эритеем, Идуменеем и Диомедом. Я, который был Тиберием Ульпием Драко, стал теперь Пизандром! Это последний крик моды при дворе Цезаря, который обретается по указу его отца Императора - вот тут в Сицилии. За этими греческими именами, как мы все считаем, должны будут последовать прически по греческим фасонам, греческие полупрозрачные одежды, липкие помады и введение в обязательном порядке мужеложства. Что поделаешь, Цезари развлекаются, как им заблагорассудится. Я даже не стал бы возражать, если б он дал мне какое-нибудь более героическое имя - Агамемнон, или Одиссей, или еще что-то в этом роде. Но Пизандр?! Пизандр из Ларанды был автором потрясающего эпического произведения по мировой истории - «Героические браки богов», так что со стороны Цезаря было бы вполне резонно назвать меня в его честь, раз я тоже историк. Был и еще один, куда более «ранний», Пизандр из Камира, который написал самую древнюю из известных нам версий подвигов Геркулеса. Но кроме того, был еще Пизандр - жирный и порочный афинский политикан, которого с безжалостным ехидством вывел в своей пьесе «Гиперболы» Аристофан. А мне случайно известно, что Цезарь особенно любит именно эту пьесу. Поскольку два первых Пизандра - деятели античности, известные только узким специалистам вроде меня, то я склонен подозревать, что, выбирая мне греческое имя, Цезарь имел в виду именно этот персонаж из произведения Аристофана. Я не толст, не порочен, но Цезарь обожает тыкать в наши души такими вот шуточками.

Это из той же оперы, что заставлять калеку карабкаться на самый верх театра. И я, спотыкаясь, начал преодолевать ступеньку за ступенькой крутую каменную лестницу, пролет за пролетом, пролет за пролетом, пока наконец не возник на самом верху и в самом верхнем ряду. Деметрий пристально всматривался вдаль, наслаждаясь изумительным видом Этны, возвышавшейся на западе, одетой в снежную шапку, на самой верхушке покрытой пятнами пепла, и с плюмажем черного дыма, поднимавшегося из кипящего чрева горы. От вида, открывшегося из верхнего ряда громадного театра Таормины, буквально дух захватывало, но мой дух уже и без того был перехвачен ковылянием по лестнице, так что у меня не было настроения восхищаться блистательным видом, расстилавшимся перед нами.

Цезарь опирался на каменный стол, стоявший на открытой площадке последнего ряда, где торговцы вином обычно во время антракта расставляли свои глиняные кувшины. На столе лежал невероятно большой свиток.

- Это моя карта перепланировки острова, Пизандр. Подойди посмотри и скажи, что ты об этом думаешь.

Это была огромная карта Сицилии, занимавшая почти весь стол. Можно сказать, в масштабе чуть ли не один к одному. Я сразу увидел большие красные круги числом около полудюжины, так и бросавшиеся в глаза. Всего этого я никак не ожидал, так как официальной причиной сегодняшней утренней встречи было обсуждение плана Цезаря по ремонту театра Таормины. К числу моих интересов относится и некоторое знание архитектуры. Но нет, нет, ремонт театра явно не был единственной заботой Цезаря.

- Это прекрасный остров, - произнес он, - но его экономика уже несколько десятилетий находится в застое. Я хочу дать ей толчок с помощью самой грандиозной строительной программы, равной которой Сицилия никогда не знавала. Например, Пизандр, вот тут - в нашей крошечной и симпатичной Таормине - ощущается острая необходимость в настоящем дворце для нашей фамилии. Вилла, в которой я живу все последние три года, очень мило расположена, но она, можно сказать, слишком скромна для резиденции наследника трона. Воистину так. Скромна. Тридцать или сорок комнат на самом краю скалистого утеса, нависшего над городом, открывают безукоризненный вид на море и вулкан. - Тут Цезарь постучал пальцем по красному кругу в верхнем правом углу карты, который охватывал место, занимаемое Таорминой в северо-восточной части Сицилии. - Предположим, мы превратим виллу в настоящий дворец, расширив ее и распространив на территорию обрывистого склона утеса. Подойди-ка сюда, я тебе покажу, что я имею в виду.

И я захромал за ним. Он подвел меня к той точке верхнего ряда театра, откуда открывался вид на портик виллы, и принялся рассказывать о, каскаде нескольких уровней дворца, состоящих из фантастических консольных платформ и гигантских смелых опор, благодаря которым территория дворца охватывала весь обрывистый склон вплоть до берега Ионического моря, лежащего далеко внизу.

- В этом случае мне будет гораздо удобнее добираться до пляжа, понимаешь? Что, если мы соорудим вот там - вдоль стены дворца - подъемник с укрепленной на нем кабиной, подвешенной на канатах? Тогда, вместо того чтобы пользоваться дорогой, я смогу спускаться на пляж, просто не выходя из дворца!

Я выпучил глаза, буквально не веря своим ушам. Такая конструкция, если она даже и может быть построена, потребует лет пятидесяти работы и обойдется в миллиард сестерций по меньшей мере. А может быть, и в десяток миллиардов.