Ольга Ларионова - Сон в летний день

— Невместно, вестимо! — поддакнул Стефан. — Ну, а почему мы боимся выйти на поверхность? У меня-то предчувствия, а вы что имеете против?

— Лично я полагаю, что едва мы ступим на поверхность, как нас всех тут же уложат баиньки, и ни до какого смысла происходящего мы просто не успеем добраться, — предположил командир.

— Согласен, — кивнул Темир. — БИМ нас обманывает, но это в пределах Трех Законов, тем более что на планете существует реальная угроза для здоровья человека. Ведь и тебя, Михайла, Полубояринов предупреждал об этом особо.

— Да-а, — протянул Стефан, — наврать с три короба такая машина, как БИМ, запросто может, в этом я убедился еще, когда был…

— Не будем вдаваться в историю машинного вранья, — остановил его командир. — Всем нам врали, и не только машины. Сейчас важно одно: добиться от этого БИМа хотя бы частичного подчинения… Ну, пес с ним, хотя бы сотрудничества на равных. Ведь он так и не удосужился объяснить нам, почему он загнал всю свою экспедицию в форменную летаргию.

— Но он сделает это только после того, как признает нас людьми, резонно заметил Темир. — А он собирается это сделать только после того, как мы вылезем на поверхность.

— Между прочим, — подал голос Стефан, — это говорит за то, что в программе, заложенной в БИМ изначально, Первый Закон значительно утяжелен по сравнению с двумя другими. Планета ведь повышенной опасности, а по части перестраховок Большая Земля прямо-таки из штанов выпрыгивает…

— Чушь, — мотнул головой Рычин. — Бред сивого мерина в темную сентябрьскую ночь.

Все прекрасно понимали, что имеет в виду командир. Действительно, специальной Декларацией взаимоотношений между людьми и киберсистемами было строжайше запрещено заменять хотя бы одно слово в формулировке Трех Законов. Это было разумно: в любом, самом отдаленном, уголке Вселенной, отрезанном от Земли отсутствием связи, в критическом цейтноте или других пренеприятнейших обстоятельствах любой человек мог не ломать себе голову над вопросом — а не накрутили ли каких-нибудь дополнительных условий, кроме основных трех, при формулировке программы?

Ошибку искали вне этих законов — на сем экономили время.

Но на Камарге, если честно признаться, была не просто повышенная опасность, здесь было — вернее, могло быть — просто черт знает что, не укладывающееся в рамки Положения о пребывании на квази-земельных планетах.

Поэтому каждого грыз червячок сомнения.

— Да что мы будем гадать! — не выдержал Стефан. — Моего голоса БИМ еще не слышал, спрошу я его напрямую!

— О чем?

— О точности формулировок Трех Законов.

— Пошлет он тебя и формально будет прав, потому как ты для него — еще не господин, то есть не человек.

— Минутку, Михайла, ведь если он меня и обругает — я ничего не теряю… — Он снова включил микрофон. — Большой Интеграционный Мозг Земли Ли Камарго! Запрашивает корабельный вычислительный центр «Трех богатырей». По оплошности кибера низшего порядка стерта формулировка Трех Законов. Прошу продиктовать…

— Стеф!!! — рявкнул командир, но было поздно.

Через иллюминаторы бокового обзора было видно, как гигантские хвощи, обступившие космодромную площадку, разделились, словно невидимый гребень провел по чаще прямой пробор, и послушно разлеглись вправо и влево, придавленные силовым полем. И только тут космонавтам стало видно скрывавшееся за ними стройное здание объединенных служб.

Здание поистине было многофункциональным, но сейчас главным для экипажа «Трех богатырей» было то, что опоясывающий балкон и радарная площадка разом ощетинились не менее чем тремя десятками десинторных стволов, которые, не рыская и не отклоняясь, вперились точно в корпус корабля.

«Экипажу «Трех богатырей»! — загремел в динамике львиный рык БИМа. Если на борту корабля имеются люди, предписываю в течение ста восьмидесяти секунд выгрузить их на поверхность планеты. Спустя указанное время беру на себя ответственность приступить к разрушению корабельной вычислительной машины, так как в условиях чрезвычайной опасности, которые существуют на Земле Ли Камарго, присутствие сложного киберустройства, не обладающего записью Трех Законов, представляет угрозу для жизни экспедиционной группы в составе ста шестидесяти человек. Начинаю отсчет времени…»

— Стоп! — рявкнул Рычин. — На борту имеются три члена экипажа, которые не собираются покидать корабль. Поэтому ни о каком воздействии на корабельную вычислительную систему и речи быть не может. Первый Закон.

«Но я предписываю…» — снова завелся БИМ.

— Зациклился, придурок, — буркнул Рычин. — Люди находятся в состоянии анабиоза, понял? Приземление корабля вели автоматы, так как «Три богатыря» подошли к планете несколько раньше расчетного времени. Так что убери свои поганые берданки, а то я буду вынужден доложить на Большую Землю в координационный центр, что ты чуть было не произвел вооруженное нападение на корабль со спящими людьми.

Из динамика понеслись очень странные звуки, похожие на заячье всхлипывание. Десинторные стволы разом дернулись вверх и уперлись в зенит.

— Так-то лучше, — не без самодовольства изрек Рычин. — Во всяком случае заруби себе на носу, что после пробуждения экипаж корабля не намерен подчиняться твоим весьма нелогичным требованиям. А что касается формулировок Трех Законов, то они в корабельном мозгу, разумеется, впаяны намертво и никуда деться не могли, иначе автоматический расчетчик произвел бы посадку в совсем другом режиме, более подходящем для киберов. Это соображать надо. Мы просто хотели проверить, в порядке ли эта запись у тебя, голубчика.

БИМ всхлипнул в последний раз и завопил тоненьким фальцетом, символизирующим смертельную обиду:

«Закон Первый: «Робот не может своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред, или сам причинить вред человеку. Закон Второй: робот должен повиноваться…»

Дальше его уже и не слушали. Все было ясно и так. Да, ни одно слово Трех Законов не могло быть заменено или опущено, ни одно положение не могло быть прибавлено. Это так.

Но какой-то умник перестраховщик, сверх меры заботясь о безопасности людей на вздорной и зловредной Камарге, умудрился поменять местами первую и вторую части в формулировке Первого Закона!

Немудрено, что у бедного БИМа мгновенно выработался истерический синдром боязни бездействия.

Больше всего на свете он боялся проморгать какую-то беду, потому что бдительность стояла на самой вершине иерархической лестницы его забот и обязанностей.

Только бы не прохлопать, только бы не упустить, только бы успеть вмешаться!!!