Вячеслав Назаров - Дороги надежд (сборник)

Злой и расстроенный Кривцов бродил по отсекам, тщательно ощупывая каждый метр матового металла. В отсеке хронопульсации он едва не упал, споткнувшись о чьи-то ноги. Из-за раскрытого пульта выглянул кибернетик Станислав Свирин.

— Слушайте, отдайте мои очки! Я же знаю, что вы их взяли!

Свирин, пригладив короткопалой ладошкой задорный седой вихор, попытался изобразить возмущение на своем круглом лице:

— Товарищ Кривцов, если вы еще раз спросите меня о своих очках, я отправлю вас месяца на два в прошлое. Я же сказал: спроси у Апенченко.

— Спрашивал.

— Ну и что?

— Он говорит: не брал.

Голос кибернетика по-прежнему оставался серьезным: — Вполне возможно. На таких планетах все возможно. Лабир! Загадочный минерал! Дозвездная материя. Что с нее возьмешь, с дозвездной материи?

— Ну, ребята, поймите — я без очков не могу считать графики метеорных пушек… Дело же стоит… Хватит…

— Очки в наш век — мелкое пижонство. Надо носить контактные линзы. Немного портят цвет глаз, но зато вполне надежно.

— Слушай, Стас, кончай ради бога…

— Бога нет…

Неожиданно полоснул по нервам волчий вой сирены.

— Общая тревога!

Стас мгновенно вскочил на ноги.

— Проверка… — хихикнуло в динамике, Стас погрозил кулаком в пространство и со вздохом отдал Алексею очки, которые оказались в нагрудном кармане.

— Рыжий черт! Все настроение испортил. Шуточки, тоже мне!

Он отвернулся к приборной стенке, на которой чернела надпись: «Осторожно! Минус — время!», и пробурчал совсем тихо:

— Слышать эту сирену не могу. Раньше ничего, а сейчас… Когда Земля почти рядом…

До Земли было больше тысячи парсеков, и даже лучу света нужно три с половиной тысячелетия, чтобы добраться до этой бесконечно малой и бесконечно родной капли звездного океана, но Кривцов посмотрел на внезапно обмякшие плечи кибернетика и промолчал.

В командном отсеке сочно гудел ГЭМУ — главный электронный мозг управления. Его «голова» возвышалась в центре, за спинками пилотских кресел, огромной плавучей миной времен второй мировой войны. В многочисленных матовых окошечках скакали зеленые и синие молнии, а шишковидные выросты то светлели до полной прозрачности, то наливались темной терракотой, то угрожающе чернели. ГЭМУ напряженно думал.

Кроме ГЭМУ, в отсеке было двое — капитан и второй пилот Реваз Рондели. Бремзис сидел на корточках возле электронного мозга и, посматривая на сигнальные рожки, подбрасывал в щелкающие челюсти курсографа очередную порцию данных. Пилот, полулежа в кресле, мрачно наблюдал за его работой.

— Ну, как дела, Реваз? Что с надпространством?

— Проверил, капитан. Аппаратура входа и выхода работает отлично. Немного киснет правый восьмой субэлейтер, но в пределах нормы.

— А ты все-таки поставь свежий блок из резерва. Не ленись. Теперь экономить нечего. Мы почти дома.

Пилот тяжело вздохнул и поднялся с кресла. Поднимался он как-то по частям, поочередно вытягивая до нормальной длины ноги, руки, туловище, чудом уместившееся в коротком кресле. И когда «процесс вытягивания», наконец, закончился, и Реваз встал во весь рост, ему пришлось наклонить голову, чтобы не зацепить гирлянду светильников на потолке: два с половиной метра высоты отсека были ему малы.

Капитан покосился на кованые башмаки сорок пятого размера, торжественно проплывшие по направлению к выходу, и хитровато улыбнулся.

Когда Реваз вернулся, капитан уже сидел в кресле, развернувшись спиной к прицельным экранам.

— Ну что, Реваз?

— Поставил.

— Ну и отлично. Отдыхай.

Однако пилот не собирался садиться. Он стоял мрачнее тучи перед капитаном, упираясь головой в потолок, и молчал. Бремзис опустил глаза.

— Ну что стоишь? Садись!

Рондели начал очень тихо и очень нежно.

— Скажите, Артур Арвидович, кому на этот раз выводить корабль в надпространство?

Артур смущенно забарабанил пальцами по подлокотникам.

— Реваз, ты, пожалуйста, не обижайся…

— Значит, опять вы сами? — в голосе пилота проснулись первые шорохи надвигающегося горного обвала.

— Но, Реваз…

— А Ревазу Рондели, как маленькому мальчику, вы разрешили только нажать кнопку автоматического выхода из «трубы Кларка», да?

С грохотом посыпались камни. Начался обвал.

— Реваз недостоин, да? Реваз неспособен, да? Реваз не сумеет, да?

Бремзис протестующе поднял руку:

— Реваз, дорогой, ты отличный пилот, но пойми, я сын рыбака и внук рыбака и правнук рыбака… У нас такой обычай — судно в обратный рейс обязательно выводит сам капитан. Иначе не будет удачи…

— Позор! — взревел Реваз, чуть не плача от ярости. — Сто раз позор! Капитан звездолета, который верит в бабушкины сказки! Предрассудки! Мистика!

— Но, Реваз, выход из «трубы Кларка» гораздо ответственнее, чем вход!

— Ответственнее? Ответ… — пилот даже задохнулся. — Это… это сто лет назад было ответственнее, а теперь… Вот!

Длинный палец Реваза болидом просвистел над головой капитана и уперся в небольшую панель с овальной полосатой кнопкой в центре.

— Теперь Реваз нажимает эту кнопку и может идти пить саперави! Автоматы сами выводят корабль подальше от всяких опасных мест! Ты хитрый человек, капитан!

Артур покраснел, но разозлиться не успел — вошел Медведев. Реваз смолк и, ворча что-то по-грузински, пошел укладывать свое тело в пилотское кресло.

Медведев даже не взглянул на него.

— Артур Арвидович, «Хронос» заряжен всей информацией, которую мы собрали за время экспедиции. Катапульта включена. Так что если с «Альфой» что-нибудь случится…

— Петр Егорович, плюньте через левое плечо. Такие вещи перед отлетом нельзя говорить… Как «Прима»?

— «Прима» уже в ангаре. Кривцов и Свирин помогают Савину.

— На последнем витаскопе результаты прежние?

— Разумеется…

Медведев направился было к выходу и неожиданно остановился.

— Послушайте, Артур Арвидович, вы хорошо знаете САЖО-5?

— Гм… Я, между прочим, испытывал еще пробную серию САЖО-1. Сначала в барокамере, потом в космосе… А САЖО-5 появились как раз после этих испытаний. Так сказать, окончательный вариант.

— Скажите, можно ли случайно задеть аварийный предохранитель?

Артур задумался.

— Вообще… Вообще, конечно, можно… Но для этого надо, чтобы сама собой открылась панель. Это уже совсем невероятно.

— Но все-таки возможно?

— Да, пожалуй… А в чем дело?

— Нет, ничего. Я просто так. Из любопытства.

Медведев выдвинул из стены откидное кресло и сел, вытянув ноги, закрыл глаза и, казалось, задремал. Лишь иногда сплетенные длинные пальцы вздрагивали и цепко перехватывали друг друга.

Андрей вошел минут через десять — ссутулившись, тяжелыми неуверенными шагами, словно пол под ним слегка качало. Он был бледен и угрюм.