Евгений Велтистов - Мир приключений. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

— Выяснив, что на вашей планете природа похожа на нашу земную, люди решили прилететь сюда, чтобы узнать, не живут ли здесь разумные существа, с которыми можно подружиться. И вот мы здесь.

— «Мы»! Значит, ты не одна? — насторожилась старая парианка. Ее и без того огромные ноздри раздувались, как у зверя, почуявшего опасность.

— «Мы» — наша экспедиция.

— И где же она, ваша эспи… эти существа?

— Они остались по ту сторону скал, там, где снег и холод.

— По ту сторону скал?! — удивились париане. — Но разве там можно жить?!

— Они не знают, что здесь так тепло и чудесно, — грустно сказала Анжела. — И они не знают, что здесь есть вы, ради которых они совершили такой утомительный перелет… Мне очень жаль их, потому что они мерзнут и голодают. Ведь среди них — мои папа и мама. — На глазах Анжелы блеснули слезы.

Париане долго молчали.

— Мы много раз слушали рассказ Гунди, — наконец сказала старая парианка. — Но мне кажется, нам надо послушать его еще раз.

Переваливаясь на жилистых, мощных ногах, на возвышение поднялся Гунди — отец Муно.

— Вы все знаете, как я люблю путешествовать, — обратился он к толпе, — и как я любопытен. Еще в детстве я решил, что обязательно узнаю, что находится по ту сторону Каменной стены. Я много раз лазал в горы, но возвращался ни с чем. И вот однажды мне все же удалось добраться до вершины хребта и заглянуть на ту сторону. Было очень холодно, и кругом лежал снег. Но я решил еще немного спуститься. Оказалось, что, с той стороны Каменная стена совсем не такая высокая, как с этой.

— Дальше, Гунди! Дальше! — торопили его париане.

— Мы знаем его рассказ наизусть, — запротестовал кто-то. Но на него зашикали, заставив умолкнуть. И Гунди продолжал:

— Под одним из выступов скалы спала Цуцу. Если бы я не нашел ее, она никогда бы не проснулась. Она была совсем белая и холодная. Я взял ее на руки, отогрел своим теплом и, с трудом перетащив через Каменную стену, принес к себе в жилище… Ну а дальше вы все видели сами. Муно очень понравилось забавное бесхвостое, короткошеее существо… — Он запнулся и виновато посмотрел на Анжелу. — Я хотел сказать, Цуцу. С тех пор мой сын не разлучается с нею. Вот уже тридцать лет она живет в нашем жилище, и все мы очень любили ее, хоть и не знали, что она не… Ах, Цуцу! — Он с укоризной обернулся к девочке. — Ты не доверяла нам?… — И, обратившись к согражданам, сказал: — У меня только одна просьба: пусть Цуцу останется жить в моем жилище. Пусть будет моему Муно сестрой.

Посовещавшись, париане решили ничего пока не предпринимать, оставить Цуцу у Гунди и хорошенько подумать, что делать дальше.

В этот день Муно был возбужден и, несмотря на свою неповоротливость, очень подвижен. Придя домой, он сразу же принялся за работу: вылепил аккуратненькое сиденье и лежанку для Цуцу, украсив их узорами из цветов мунго и пиру.

— Вот, — с гордостью показал он Анжеле свое творение, — это тебе! Мне очень стыдно. Ведь я мог бы догадаться, что тебе неудобно есть и спать на полу.

Потом он сбегал к огромному пиру, сломал два самых нежных молодых листа, хотя еще было не время менять постель, и аккуратно расстелил их на только что вылепленной лежанке.

Во время еды он то и дело поглядывал на Анжелу, скромно сидящую на своем новом сиденье. Мама Муно подкладывала в ее посуду овощные и фруктовые салаты, подливала сладковатое, водянистое молоко. Чтобы надоить молока, приходилось подолгу охотиться за полудикими животными. Поэтому молоко считалось редким лакомством.

Анжеле хотелось мяса, но она не рисковала даже заикнуться об этом. Париане с презрением причислили бы ее к разряду хищников. И она решила, что скорее умрет, чем признается в своих преступных наклонностях.

Когда Сеан воцарился над Парианусом, повелевая всем уснуть сладким сном, Анжелу торжественно уложили на новую лежанку. Никому не спалось, ведь за день произошло так много событий! Отец и мать долго ворочались и кряхтели, а Муно то и дело окликал девочку, спрашивая, удобно ли ей спать на лежанке.

Анжела терпеливо ждала и, лишь когда услышала громкое мерное сопение, тихонько встала и вышла из жилища.

Она ни разу еще не выходила ночью на улицу. Все париане почему-то очень боялись темноты и сумели внушить ей тот же страх. Но сейчас, когда Анжела заявила наконец во всеуслышанье, что она — человек, страх исчез…

Завороженная, она остановилась на пороге жилища. Все вокруг казалось розовым под светом Сеана, как в волшебной сказке. Иссиня-черные контуры пиру четко вырисовывались на фоне фиолетового неба. В мрачном безмолвии высилась за Городищем стена неприступных скал… Небо, будто волшебный ковер, было усыпано бесчисленным множеством зеленых звезд: одни казались величиной с яблоко, другие — меньше горошины.

Спустившись во двор, Анжела села на свое новое сиденье, вылепленное заботливыми руками Муно, и задумалась. Она могла чувствовать себя свободно и думать о чем угодно, только когда засыпали ее радушные хозяева. С тоской и удовольствием вспоминала она родной дом, и родителей, и своих подруг…

Там, дома, особенно она любила утренние часы, когда всей семьей они поднимались на крышу их пятидесятиэтажного дома, где был разбит большой тенистый парк с аллеями, беседками и аэрариями. Они принимали воздушные ванны под ласковыми лучами восходящего солнца, плескались в прохладных водах бассейна… И только потом все расходились по своим делам: родители — на работу, она — в школу.

Как все это непохоже на жизнь париан! Конечно, здесь много интересного и необычного. Она с радостью согласилась бы провести на Парианусе… летние каникулы. Но жить годами! Париане — добрые, веселые, но, пожалуй, немного глуповаты по земным меркам…

Анжела скучала по книгам, по товарищам, по занятиям. Ее терзала острая, неутихающая тоска по родителям. Неужели всю жизнь ей суждено провести среди хвостатых, перепончатых париан?! Правда, она очень привязалась к Муно. Но он не мог заменить ей того, к чему она привыкла, что любила, без чего не могла обойтись.

И зачем только она отправилась в. это путешествие! Как хорошо и весело жилось ей там — на милой, доброй Земле.

Анжела понуро вернулась в жилище, легла на свою лежанку, закуталась в ворсистый лист пиру. Она с грустью вспомнила свою мягкую постель с тонкими оранжевыми простынями, нежно пахнущими фиалкой. Дома у каждого из них постель имела свой цвет: у мамы — розовая, у папы — голубая. И каждая пахла какими-нибудь цветами.

Анжеле тогда казалось, что так будет всю жизнь, что по-другому просто не бывает…

Ее разбудили голоса с улицы:

— Эй, Муно! Цуцу! Идемте гулять.

Муно вскочил, протер глаза и, покачиваясь, пошел к выходу, сонно бормоча: