Яна Дубинянская - За горизонтом сна

Ропот разом затих. В абсолютной тишине пальцы связиста щелкнули каким-то тумблером. Прилетели.

Чашка выскользнула из рук и медленно начала падать.

И, как всегда, казалось, что можно тысячу раз успеть все исправить, подхватить ее или даже не уронить. И, как всегда, какой-то нелепый ступор заставлял просто стоять и смотреть, как чашка планирует вниз, касается пола еще целой ручкой — и наконец потихоньку распадается на части…

Лили бросилась на колени и принялась лихорадочно собирать осколки.

Если подобрать все до единого, может быть, и обойдется. Мама заметит пропажу не сразу, а в крайнем случае можно небрежно бросить, что чашка с недопитым чаем стоит в комнате. А потом…

В конце концов, осталось еще четыре чашки, а их в семье только трое… и то вместе с ней.

…какое там «потом».

— Лили!

Большой полукруглый осколок, в который она складывала мелкие, вздрогнул и накренился. Фарфоровое крошево дробно посыпалось на пол.

— Она была треснутая, — скороговоркой зашептала Лили, втупившись в штопаную дорожку. — Она бы все равно скоро… и еще четыре есть…

Мягкие теплые руки опустились на плечи, обняли. Она почувствовала у шеи мамино дыхание и удивленно подняла голову.

Мама сидела рядом на корточках, спиной к окну. Ее лицо против света казалось не таким усталым, как обычно, и совсем молодым. Одной рукой прижимая к себе Лили, мама тоже стала шарить ладонью по полу в поисках мелких осколков.

— Что с тобой? — спросила она вроде бы между делом.

Лили напряглась.

Встать и уйти в другую комнату. Прямо сейчас. Или нет, выйти на улицу — повод есть, надо же вынести осколки, — а потом выскользнуть со двора и… Вечером мама будет, как всегда, утомленная и злая, ей и в голову не придет вот так спрашивать: что с тобой?..

А вообще какой там вечер…

Мамина рука лежала на плече — уютно, как в детстве. Если встать, придется стряхнуть ее. И больше никогда, никогда… Нет, еще минуточку. Просто промолчать, как будто и не было никакого вопроса… Лили дотянулась до острого, похожего на иглу осколка, положила его в общую кучку и придвинулась поближе к матери, сжавшись в комочек.

— На тебе лица нет, — сказала мама. — Что-нибудь случилось? Скажи, может быть, тебя опять кто-то обижает?

Она помотала головой.

Не обижают. Пока. Потому что никто не знает, что… И не узнает — в который раз молча поклялась себе Лили. Она уже не маленькая девочка, которую замечательная тайна распирала изнутри — так, что невозможно было не рассказать о ней всем на свете…

Никому. Даже маме.

Теплая рука соскользнула с плеча. Мама встала, с трудом удерживая в сложенных лодочкой ладонях бывшую чашку. Сверху вниз пытливо посмотрела на дочь. Лили сосредоточенно подбирала указательным пальцем последние микроскопические осколки. Не удержалась, стрельнула вверх затравленным взглядом — и снова уставилась в дорожку на полу.

— Мне кажется, это после того, как вы с Джерри ходили на фильм, — вопросительно предположила мама. — Я же предупреждала… Но все ведь обошлось, слава Богу.

Лили поспешно кивнула. Предложенная матерью версия подходила как нельзя лучше, правдоподобная и безобидная. Пусть будет так.

— В следующий раз будешь меня слушать.

— Да, мама.

…В тот вечер ей удалось, пользуясь темнотой — мать берегла и очень редко зажигала единственную керосиновую лампу, — прошмыгнуть к себе, переодеться и причесаться. За ужином при тусклой свечке Лили выглядела вполне пристойно. Ее адаптированная история для родителей звучала так: они с Джерри шли на Площадь Независимости смотреть фильм, но за два квартала услышали шум и крики, почувствовали неладное, развернулись и бросились бежать. Она споткнулась и упала — именно поэтому у нее ободраны колени и кровоподтек на лбу.

Примерно так. Чувства родителей надо жалеть.

Правда, на следующий день мама пересеклась в очереди за туалетной бумагой с бабушкой Джерри — и, вернувшись домой, уже все знала и о киносеансе, и о Службе вербовки, и об очках, которых в наше время не достать даже в городе… но не о Фрэнке. Хоть на том спасибо Джерри.

— Кстати, как он там? — послышался из-за входной двери мамин вопрос, приглушенный дробью сыплющихся осколков.

— Не знаю, — автоматически отозвалась Лили. Мама вернулась в дом.

— Не знаешь? — Ее брови удивленно взлетели, и все до единой морщины проступили на лбу. — Уже почти два месяца прошло… разве ты его до сих пор не навестила? Миссис Ли говорила, у него подозревали сотрясение мозга. — Она секунду помолчала, и Лили медленно поднялась на ноги. — Странно вообще-то. Мне казалось, Джерри твой… лучший друг.

Пауза перед последними словами была неуловимо короткой, но Лили успела улыбнуться, мимолетно и мечтательно… и прикусить язык, и отругать себя за эту улыбку тоже успела. Нельзя! Ни одним взглядом, ни одним движением губ нельзя выдавать себя!

Джерри. Джеральд Ли… есть такой мальчик в классе. Хороший мальчик, отличник. Но как мама может думать, что он хоть что-то значит для нее, Лили, — теперь, когда…

— Да, ма. Я его собираюсь навестить, вот прямо сегодня.

— Вы не поссорились?

Лили тщательно оправила серое платье — еще бабушкино, большое на несколько размеров, а потому вдвое перетянутое на талии тонким пояском. Платье… Обрывки грязной парчи пришлось на следующий день тайно вынести на свалку — как не удалось поступить с осколками разбитой чашки. Мама один раз спросила о платье — и получила небрежный ответ: в шкафу.

Жаль, конечно, что его нет в шкафу. Но оказалось, что это не имеет никакого значения…

…Что?

Мама спрашивает, не поссорились ли они с Джерри. Не из-за этого ли дочка смотрит на мир блуждающими глазами и бьет чашки. А что? В принципе и такая версия вполне имеет право на существование…

— Немного. Он такой обидчивый… и я тоже, ты ведь знаешь. А на самом деле все пустяки… Я сегодня же пойду к нему, честно!

Она перевела дыхание. Вот и обошлось. Хорошо из лучших побуждений рассказывать родителям почищенную и причесанную историю похода на фильм — если целых десять минут обдумываешь ее в своей комнате, вылезая из рваного платья. А вообще-то врать Лили никогда не умела. Тем более на ходу, когда не успеваешь утрясти детали, и потом концы очевидно не желают сходиться.

И тем более маме. Если бы она задала тот один-единственный вопрос…

— Ты разговаривала ночью… Что тебе снилось? Лили замерла.

Не отвечать!!! Опрометью кинуться к двери, распахнуть ее, крикнуть что-то о Джерри, которого просто необходимо навестить в ближайшие десять минут, иначе… Что-то глупое, нелепое и уже не имеющее значения — потому что за спиной захлопнулась дверь, затем калитка, и нога угодила в лужу на дне уличной колеи, и взъерошенная кошка прыгнула в сторону, и консервная жестянка громыхнула по редким булыжникам…