Яна Дубинянская - За горизонтом сна

— Нет, — наложился на этот гул очкариков голос. — Лили знала, куда идет. С ней тут ничего не может произойти… ничего плохого. Она просто заснет и увидит еще один СОН — это и есть аномальное явление. А утром мы разыщем ее. Мы ведь тоже примерно знаем… парк, беседка…

— Ага.

Как ни крути, приходилось признать, что Джерри прав. Если б он еще не был таким тормозом… то с ним, наверное, можно было бы иметь дело — неожиданно для себя подумал Фрэнк. И позвал:

— Гляди, что тут есть! Очкарик подошел ближе.

Фрэнк посветил фонариком прямо в забрало и дружески хлопнул железного рыцаря по плечу. Снова загудело, лязгнуло; круглые глаза Джерри расширились за стеклами очков. Пару секунд Фрэнк наслаждался ужасом замершего на месте очкарика — а потом повернул голову…

От сотрясения забрало отвалилось, повисло на одном креплении. В шлеме белело лицо. Молодое, одутловатое человеческое лицо с закрытыми глазами,

— По-твоему, он живой?

Под ярким утренним солнцем доспехи казались просто грудой основательно проржавевшего железа. Совсем не страшно. Впрочем — Фрэнк упрямо прикусил губу, — он и вчера не струсил. Ни на секунду!

Ребристый щиток забрала совсем отвалился и откатился под стену. Физиономия стражника — вся в дырочку, словно парень недавно парился в бане, но при этом грязноватого серо-желтого цвета, — выглядывала из квадратной рамки шлема, и верхний его край, будто козырек кепки, бросал тень на по-прежнему закрытые глаза.

И, слава Богу, что закрытые.

Джерри протянул было руку к стражницкому лицу, но отдернул ее, не донеся на несколько сантиметров. Потом все-таки коснулся — шлема.

— Он не может быть мертвым. Он давно бы разложился или хотя бы мумифицировался. Смотри, металл кое-где насквозь корродировал.

Никогда не кончит выпендриваться, вздохнул Фрэнк. Ну и по фиг.

— А как же?..

Очкарик пригладил волосы — со сна они торчали во все бароны, как перья. Поправил на носу перегородку между стеклами. Наверное, думает, что так он выглядит умнее. Долго молчал и наконец сподвигся на ответ: — Мне кажется, он спит.

— Спит?!

— Мистер Шлегель говорил, что этот объект неофициально называют Замком спящей красавицы. Я думал, название чисто условное, но теперь начинаю понимать. Была такая сказка, где…

— Без тебя знаю, — огрызнулся Фрэнк.

У пария в шлеме были толстые щеки, рыжеватая щетина на подбородке и большущий носяра в угрях. Такой дядя должен во сне храпеть, как паровоз… а он, кажется, вообще не дышит. Чтобы выяснить это точно, надо поднести к его рту зеркальце — но ничего похожего у них с собой не было. Может, у Лили?

Лили.

— Пошли отсюда, — бросил Фрэнк очкарику. — Спит — и спит, сколько можно на него пялиться? Нам надо найти Лили — забыл?

Джерри обернулся и зыркнул с высоты так, будто надеялся припечатать его на месте своими стекляшками. Тоже мне — тормозить надо меньше!

Посовещавшись, они решили пойти в обход каменной стены, которая закруглялась вдали. Правда, очкарик попробовал вякнуть что-то насчет коридоров, проложенных напрямую, — дескать, судя по звуку, именно по одному из них убежала вчера Лили… И по какому именно, интересно? Этого Джерри, понятно, не знал; а не знаешь — молчи. Лично его, Фрэнка, ни капельки не тянуло в затхлую темноту, где можно заблудиться за здорово живешь и, чего доброго, вообще не выбраться. Лили рассказывала про парк — а парки, насколько он понимает, обычно находятся на свежем воздухе. Съел?

Джерри больше не вякал. Сбегал в закуток под крышей, где они спали на каменном полу, по-братски завернувшись в одно одеяло — черт, и острые же у очкарика локти и колени! — и через десять минут, пыхтя, приволок рюкзак и ружье. Фрэнк великодушно предложил обменяться ношей: громадное ружье по-любому было потяжелее, чем рюкзачок, в котором после вчерашнего ужина еще и убавилась банка консервов. Джерри молча помотал головой. Ну и тащи эту бандуру на себе; пользы-то ноль, стрелять все равно не умеешь…

А Лили небось замерзла за ночь, думал Фрэнк, расправляя лямки на плечах. И проголодалась… А какого черта было убегать? Эти девчонки, они иногда как отмочат…

Ночью ему приснилась Минни. Вот так всегда: некоторым СНЫ, а ему — та дурочка, глаза б ее не видели. Хуже всего, что очкарик дрыхнул рядом, и его костлявые коленки, кажется, как раз попались под руку, блин… Но если бы он проснулся, непременно ржал бы теперь по этому поводу. Сам Фрэнк на его месте уж точно не удержался бы, поприкалывался на всю катушку. Значит, не почувствовал. Сопел, как сурок.

Минни приснилась в своем красном платьице, которое ни черта не закрывало, — точь-в-точь, как в тот вечер. Фрэнку было четырнадцать, Лили уже год как поджимала губы при встрече, помня о той несчастной драке… а еще он тогда впервые попробовал травку, привезенную из города одним крутяком, бывшим дружком полоумного Берта Уэльси. Наутро Фрэнк сообразил, какая это гадость, и больше не тратил на нее честно заработанные или спертые у бати бабки… а вечером понравилось.

Все вокруг было яркое и чуточку замедленное — а что, прикольно! — и девчонка в красном плыла среди пацанов. Он не помнил, как ее зовут, но из-под коротенького подола торчали потрясные ноги… а потом она села рядом, и запах духов разом перебил сладковатый душок травки. Фрэнк сгреб девчонку в охапку и принялся гнать хохмы по-взрослому, как настоящий мужик! — она хихикала, и физиономия у нее становилась под цвет платья… И вдруг оказалось, что никакого платья на ней и близко нет, и пацаны тоже куда-то делись, только окурки косяков валялись по земле… И было классно. Так классно, что и не опишешь.

А проснулся он совсем один — если не считать облезлой кошки, которая приткнулась погреться между ним и забором и завопила диким голосом, когда Фрэнк, повернувшись, прижал ей хвост. Голова раскалывалась, во рту набралась мерзкая горькая слюна — но он все-все помнил. Надо было во что бы то ни стало разыскать свою женщину, и через десять минут он уже знал, что ее зовут Минни, а пацаны — что малышу Фрэнку пришла пора выставлять всей компании. Да ладно, выставил бы, не пожлобился…

Но Минни, бледная, мятая и совсем некрасивая, заявила, что он сопляк, грубиян, слабак, импотент, громила и шкаф, а потому пошел бы… Она не стеснялась в выражениях и не заботилась, чтоб они хотя бы не противоречили друг другу: а зачем, если рядом торчал длинный рыжий шкет с Восьмого переулка? Слава Фрэнка-боксера тогда еще не распространилась на весь Порт-Селин. Вот рыжий как раз и донес ее до своего долбаного переулка — вместе с двумя фонарями и расквашенным носом.

Конечно, теперь Фрэнк точно знал, что он не импотент и не шкаф, а настоящий мужчина. Так говорили все: и маленькая веселая Дэзи-Клякса, и блондинка Мэг — девушка самого Рашпиля, и дочка доктора, которой было целых двадцать лет, и даже иностранка Анна-Лиза из подпольного заведения на окраине. Все они сговариваться и врать не стали бы, это ясно. А та дура в красном платье… ну ее.