Роджер Желязны - Карты судьбы

— Я рассказала достаточно! Пожалуйста, поспеши!

— Ладно, — кивнул я.

Я бегом возвратился в спальню, натянул штаны и сунул ноги в туфли.

Белье и носки я запихал в карман, потом натянул рубашку.

— Я не удовлетворен, — заявил я решительно. — Ты знаешь больше, чем сказала, и мне тоже нужно это знать.

— И это все, что тебе нужно? — улыбнулась она.

Я быстро поцеловал ее в щеку.

— Не совсем. Я вернусь, — сказал я.

— Не нужно, — ответила она. Будет все совсем не так… Но мы еще встретимся, когда наступит верное время.

Я направился к двери.

— Но этого мне мало, — сказал я, открыв дверь.

— Иначе нельзя.

— Увидим.

Я метнулся в конец холла, в дверь над которой было написано «ВЫХОД».

Прыгая вниз по ступенькам, я застегнул рубашку, а в самом низу остановился, чтобы натянуть носки. Я пригладил волосы и открыл дверь в подъезд.

Никого. Отлично.

Я покинул здание и направился по дорожке. Тут вдруг прямо рядом со мной затормозил черный «Седан». Я услышал жужжание опускающегося стекла и увидел красный отблеск.

— Садись, Мерлин, — услышал я знакомый голос.

— Фиона!

Я открыл дверцу и скользнул в машину.

Мы сразу же тронулись с места.

— Ну, это была она? — спросила Фиона.

— Кто она?

— Тот человек, который должен был с тобой встретиться в баре.

Эта мысль не приходила мне в голову, пока она не высказала ее вслух.

— Ты знаешь, — ответил я после продолжительного молчания, — я думаю, что это она.

Она выехала на дорогу и повела машину в том направлении, откуда мы с Мег приехали раньше.

— И что же это за игра? — спросила она.

— Хотел бы я знать… — вздохнул я.

— Расскажи мне, — сказала Фиона, — и если понадобится отредактировать некоторые моменты, не стесняйся.

— Хорошо, — согласился я и рассказал ей всю историю.

Еще до того, как я закончил, мы были уже на стоянке клуба.

— Зачем мы снова здесь? — спросил я.

— Я здесь одолжила машину. Может быть, она принадлежит другу Билла. Я подумала, что будет очень мило, если мы вернем ее.

— Ты воспользовалась моей новой Картой, чтобы добраться до этого бара? — поинтересовался я.

— Да, сразу после того, как ты пошел танцевать. И следила за тобой примерно час, в основном с террасы. Ведь я же тебя просила — не теряй осторожности.

— Извини. Я потерял ум.

— И, что меня очень огорчило, здесь не подают абсента. Пришлось обойтись холодной маргаритой.

— Прискорбно… А потом ты одолжила эту машину и последовала за нами, когда мы покинули бар?

— Да. Я оставалась в машине и поддерживала с тобой периферийный контакт через твою личную Карту. Если бы я почувствовала опасность, то успела бы тебя вытащить.

— Спасибо. А насколько периферийным был контакт?

— Я не страдаю войеризмом, если ты это имел в виду. Итак, мы добрались до настоящего момента в твоем рассказе.

— Но это еще далеко не вся история.

— Оставим ее, — сказала Фиона, — пока. Сейчас меня больше волнует одна вещь. У тебя нет случайно фотографии этого парня, Люка Рейнарда?

— Кажется, есть… — ответил я.

Я достал бумажник.

— Да, есть.

Я вытащил из кармана трусы, которые мешали мне доставать бумажник.

— По крайней мере, ты не носишь длинного белья, — меланхолично заметила моя тетушка.

Наконец я откопал в кармане бумажник и развернул его так, чтобы на него падал свет. Фиона тут же наклонилась ко мне, опершись ладонью о мою руку.

Я отыскал хороший цветной снимок, где я, Люк и Джулия, и еще подружка Люка по имени Гейл сидели на пляже.

Вдруг я почувствовал, как рука Фионы крепче сжала мою руку. Она быстро, почти судорожно вздохнула.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил я. — Ты узнала его?

Она слишком поспешно покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Я никогда раньше его не видела.

— Из тебя вовсе никудышная обманщица, тетя. Кто это?

— Я не знаю, — отрезала она.

— Брось! Ты мне чуть руку не сломала, когда увидела его.

— Не надо на меня давить, — ответила сухо Фиона.

— Но ведь речь идет о моей жизни!

— Думаю, что далеко не только твоей.

— Тем более! Итак?

— Оставим пока эту тему.

— Боюсь, что я не могу себе этого позволить. Я вынужден. Я настаиваю.

Она повернулась ко мне лицом и вытянула обе руки вперед, словно ставя преграду между нами. Из-под ее ногтей с красивым маникюром начал подниматься дым.

Фракир запульсировал. Это означало, что Фиона достаточно перепугана, чтобы приложиться к моей шкуре, если дело дойдет до этого.

Я сделал охраняющий жест и решил отступить.

— Ладно, оставим это пустое занятие и вернемся домой.

Она щелкнула пальцами, и дым улетучился в окно. Она вытащила из кармана колоду Карт и длинным ногтем выдвинула амберский Козырь.

— Но рано и поздно, я должен буду узнать, — добавил я.

— Позже, — ответила Фиона, и перед нами распростерся Амбер.

Что мне всегда нравилось в Фионе, так это то, что она никогда не пыталась скрывать свои чувства.

Я протянул руку и выключил свет в кабине. В следующий момент мы уже были дома.

Подозреваю, что мои мысли во время похорон ничем от самых заурядных не отличались. Они были абсолютно типичны.

Подобно Блюму из «Улисса» я обычно в таки моменты думаю о самых мирских вещах. В промежутках мои мысли вольно блуждают.

У южного подножья Колвира на широкой береговой полосе стоит небольшая часовня Единорога. Таких маленьких храмов в королевстве несколько, и они установлены на тех местах, где люди видели Единорога.

Эта часовня особенно хорошо подходила для последнего пристанища Каина.

Как и Жерар, он однажды выразил желание покоиться в одной из морских пещер у подножия горы лицом к волнующемуся простору, по которому он так часто ходил под парусом. Одна такая пещера была для него приготовлена, и после церемонии он туда будет перемещен.

Было ветреное, туманное, соленое утро и всего несколько парусников двигалось в западном направлении примерно в половине мили от нас.

Теоретически службу должен был бы вести Рэндом, поскольку корона автоматически делала его и высшим жрецом, но, прочитав первую и заключительную главу на Успение Принца из Книги Единорога, он передал бразды правления процедурой Жерару, поскольку у Жерара с Каином были самые лучшие отношения в семье.

Гулкий голос Жерара наполнял небольшое каменное строение, пока он читал длинные отрывки, касающиеся моря и переменчивости. Говорят, что Книгу написал сам Дворкин в дни светлого разума.

Не знаю, меня здесь не было.

Говорят также, что все мы — потомки Дворкина и Единорога, что вызывает к жизни весьма необычные картины в воображении. Но в любом деле истоки имеют тенденции углубляться в даль мира.