Сборник - Фантастика-2009

– Алексей Вадимыч! – Олег ворвался в кабинет.

– А ты не преувеличиваешь? – недоверчиво спросил главный врач, второй раз на своем веку выслушав невероятную теорию. Но теперь уже из уст своего коллеги, который до сих пор не давал повода усомниться в здравомыслии.

– Нет! Ни в коем случае. Здесь просто очень четкая связь с конкретной аварийной ситуацией. Не каждый из нас попадал в аварию на звездолете, но у каждого есть свои психологические зажимы! И если они лавинообразно сработают на ментальном уровне... И в глобальном масштабе... Хорошо, если дело ограничится бесплодием. А вы представьте себе психически обусловленный заворот кишок!

– Где-то у меня его визитка болталась, – пробормотал побледневший начальник, – но ты все-таки займись статистикой... нужна доказательная база... Я тебя с приема снимаю с завтрашнего дня. Подключи кафедру и практикантов всех возьми!

– Алло! Франц Францевич?!

– Нет. Это Гарольд Францевич говорит. Чем могу помочь?

– Меня зовут Олег Шатилов. Я психолог. Мне нужно с ним срочно переговорить!

– Вы знаете, в последнее время он... очень плохо себя чувствовал... – Олег похолодел, представив себе торжественные похороны и свежую могилу. – Все говорил о какой-то теории, беспокоился. И профессор Лужвинский (мы все очень ему признательны) помог с госпитализацией в психиатрическое отделение...

– Какая больница?! – перебил Олег.

– Да что случилось, Олег... э-э-э простите, не знаю вашего отчества?

– Мудак ваш Лужвинский – вот что, – тихо сказал Шатилов, – скоро вымрет. Вы можете начинать гордиться своим отцом, Гарольд Францевич. Давайте адрес.

Было утро. Марина Сергеевна, уборщица, явилась на работу с опозданием – подвел троллейбус, сел, голуба, на ледовую мель.

С жестяным упорством покорителей восьмитысячников брела она через сугробы к родному супермаркету. Ночной снег только начали кое-как чистить. Шаркали об асфальт сонные еще дворничьи лопаты.

Опасливо поглядывая на часы, она выкатила телегу с инвентарем на середину секции рыбы и морепродуктов и принялась оглядывать витрины, стойки, холодильники – все ли в порядке.

Вообще-то ее сменщица Нона по вечерам убирала на совесть. Но все может статься – тут на стекле сверкнет беглая чешуйка, там жирная полоса перечеркнет хромированный прилавок...

Старший менеджер Богдан будет с инспекцией ровно через три минуты. К моменту его появления все должно быть идеально. Марина Сергеевна беспокойно вертела седой головой. Что за день?! Сначала этот снег, потом ревматизм разыгрался, тут оказалось, из подсобки исчезли ее персональные совок и веник... С тяжелым вздохом она сняла с тележки химически синюю бутыль распылителя со средством для мытья стекол, вынула чистую сухую тряпку – с ними она чувствовала себя увереннее.

Сладенькая музыка полилась, потекла из динамика – до открытия «Сытый-сити» осталось десять минут.

Хлопотливый взгляд Марины Сергеевны скользнул по длинному стеклянному саркофагу с рыбой горячего копчения, он плавно перетекал в холодильник, загруженный филе и нарезками. Поднялся к стене с аквариумами. В самом большом из них серела грозовой тучей обреченная община зеркальных карпов. Едва ли сыщется более унылое и в плохом смысле слова более экзистенциальное зрелище, нежели это.

Невольничий рынок уже проснулся и шамкал ртами, а вот черные угри по соседству еще видели речные сны, свернувшись кольцами на мутно-желтом донном стекле своей выгородки, в то время как длинномордый крокодил... А вот крокодила не было.

«Неужто вчера-таки купили?»

Но сердце Марины Сергеевны подсказывало ей: что-то неладное произошло, неправильное.

Она принюхалась, вдумчиво втягивая воздух, как делают в фильмах следопыты.

В секции пахло тоской, скандалом, горем – как в домах престарелых или гримерных некоторых сто лет не ремонтировавшихся театров.

Нервно сжав губы, она пшикнула распылителем в пространство перед собой. Зачем – не понятно.

– Ну-с, что тут у нас? – мягкой поступью к Марине Сергеевне приближался Богдан, в респектабельном пиджаке, дивной с широким воротом итальянской рубашке и дешевом галстуке-приблуде. Его красивые голубые глаза глядели хищно, но как бы через силу, хотелось даже сказать «торчали» – перед выходом из дома он выпил слишком много кофе, силясь сменить ночную рифму «пабы-клубы-бабы» на какую-нибудь к слову «порядок».

– Чистота, Богданчик. Только вот крокодил... Куда подевался-то?

На лбу менеджера образовались две озабоченные складки.

Он достал из кармана мобильный, набрал номер. Долго не отвечали. Богдан чертыхнулся и набрал еще раз. Наконец повезло.

– Ариша? Спишь? Чего? Ах, простудилась... Плохо... Лечись там... Слушай, у меня тут вопросик один. Куда зеленого девали? Ну, крокодила. Что? А-а... Ты это серьезно? Ну ничего себе! Жжёте! А я подумал, что сбежал... – Богдан гаденько хохотнул.

Он спрятал трубку в карман и растерянно уставился в пол – мысль нехотя распихивала добытые сведения по дырявым карманам мозга.

– Что там сказали? – поинтересовалась Марина Сергеевна, подобострастно заглядывая в кое-как выбритое лицо начальника. – Продали голубу?

– Умер. Представляете?

Труп обнаружили вечером.

Зеленые глисты цифр электронных часов акробатически изгибались, показывая начало двенадцатого – «Сытый-сити» был пятнадцать минут как закрыт.

По-гусиному вытянувшись к складному зеркальцу, поставленному на витрину – там, в морозных глубинах, зернилась разновсяческая икра – прехорошенькая Галинька, она была уже в дубленке, возила по верхней губе восковым пальцем гигиенической помады.

Она дожидалась Женю, которая сдавала отчетность, чтобы вместе с ней идти к автобусу.

Не то чтобы идти в одиночку было опасно – микрорайон слыл приличным, хорошо освещался, да и улица производила впечатление людной, но такова была традиция. Галинька и Женя считались подругами.

Увлажненные губы призывно заблестели и Галинька удовлетворенно сложила помаду в косметичку.

Женя все не шла.

«Опять опоздала, копуша. Небось теперь там очередь на сдаче. А может Богдан решил проповедь прочесть, чтобы потом ему в кабаке веселей гулялось...» – вздохнула Галинька, извлекая из косметички голубой карандаш.

Раз есть время, можно и глаза накрасить.

Зачем прихорашиваться на ночь глядя (Галинька незаконно жила в женском общежитии Текстильного техникума, сразу по возвращении с работы она смывала косметику и, даже не поужинав, ложилась спать), было непонятно. Но Галинька привыкла доверять своей интуиции, а она, голосом старшей сестры – та еще в начале девяностых перебралась в Москву и теперь служила в салоне красоты – говорила: так правильно.