Александр Заревин - Одинокие боги Вселенной

«Окно», правда, еще закрытое, проницаемое только жестким рентгеновским излучением, именно поэтому в непосредственной близости от «окна» я и предусмотрел счетчик Гейгера. Бог его знает, где может открыться «окно», вдруг в центре какого-нибудь светила или в непосредственной близости от радиоквазара. И вообще, Вселенная на 99,9 % состоит из пустоты — если бы «окно» открывалось мгновенно, произошел бы выброс воздуха из нашей герметичной мастерской и еще 999 самых различных случаев.

О степени раскрытия «окна» можно судить не только по приборам, но и по изменению цвета светящегося обода. Когда он зеленеет, «окно» приобретает прозрачность в оптическом диапазоне, полностью же прозрачным для материальных тел «окно» становится, когда обод приобретает синий, почти фиолетовый цвет. Изменение цвета обода происходит оттого, что граничная поверхность «коридора» является интенсивным источником выделения фотонов, имеющих соответствующую длину волны и энергию на разных стадиях раскрытия «окна».

Почти неделю возились мы с Мишкой, обнаруживая и устраняя различные неполадки, а когда закончили, появилась Галка с отвратительной вестью: Мишке пришла заверенная на почте телеграмма, извещавшая о том, что его отец Константин Иванович скоропостижно скончался от инфаркта. Мишка был сам не свой. Галка совала ему толстую пачку долларов и говорила, что ближайший самолет в Ставрополь будет завтра и билет для Мишки уже куплен, надо только дождаться рейса и через два часа после взлета Мишка уже будет дома. Он как-то отрешенно кивал, соглашаясь, но было видно, что Галку он не слышит. Когда она ушла, Мишка схватил меня за рукав и зашептал умоляюще:

— Юрка, давай я пройду через «окно». Я уже должен быть там, понимаешь? Сколько он для меня сделал, Юрка! Да и для тебя тоже! Давай настроим «окно», я тебя умоляю!

— А ты знаешь координаты Ставрополя?

— Нет, — растерянно ответил Мишка.

— Я тоже, но давай попробуем.

Мы спустились в подвал, я включил «Султан». «Окно», как я, собственно, и ожидал, открылось куда-то в космос. Компьютер вместо координат показывал одному Богу известно что. С полчаса мы провозились над тем, чтобы «окно» показало наш подвал, а когда добились своего, ввели в компьютер это как абсолютное начало координат. И тут Мишка предложил:

— Давай выведем «окно» за пределы атмосферы и оттуда определим местоположение Ставрополя визуально, — и сам сел к компьютеру. «Окно» стремительно рванулось вверх. Я глазом не успел моргнуть, как увидел нашу планету из космоса. Нам повезло еще раз: в предгорьях Кавказа, как говорят летчики, погода была летной: от Каспийского до Черного морей землю не закрывало ни одно облачко. Ночь стояла светлая, лунная, и города выдавали себя уличным освещением. Кое-как мы разобрались, какое светлое пятно принадлежит Ставрополю, затем Мишка бросил «окно» вниз. Вот и наш район Осетинки, а вот и дом. Мишка остановил «окно» на лестничной клетке, прокомментировав:

— Не хватало еще, чтобы маму от моего появления кондратий хватил. Здесь сойду. Ну, пока, Юрка. Я тебе позвоню, когда меня можно будет забрать. До скорого… — И полез в «окно».

Я с тревогой смотрел вслед его ботинкам, а он уже карабкался на руках по полу лестничной клетки перед своей квартирой. Когда он встал перед дверью, готовый надавить кнопку звонка, до меня дошло, что эксперимент удался, и я решил навестить Галину подобным же образом. Где у меня визитная карточка? Галка прямо на ней написала свой московский адрес. Ага, вот она.

Так, теперь возьмем карту города. Где тут улица Вавилова? Напевая себе под нос: «Где эта улица, где этот дом…», я, сверяясь с картой, вывел «окно» к улице Вавилова и стал искать нужный мне дом. Он оказался рядом, тогда я прошелся по подъездам, ища квартиру. Нашел. «Ну, и где же моя голубушка, инопланетянка милая?» — задавал я себе вопрос. Здесь нет, и здесь тоже. Спать, что ли, легла? Я ввел «окно» в спальню.

Господи Боже мой! На широкой кровати, чуть поуже моего сексодрома, здоровый мускулистый атлет с рыжей шевелюрой занимался любовью с моей… С моей Галиной! Я подкрутил настройку так, чтобы были слышны звуки, и услышал ее стоны и всхлипывания, а рыжий верзила работал с невероятной скоростью и мощью — у меня еще мелькнула мысль: я так, видимо, не смогу.

Мир рухнул в преисподнюю. Я недвижно сидел, сглатывая спазмы, перехватившие мне горло, и ощущая, как заколотилось в груди сердце, стуча быстро, но с какими-то перебоями. «Черт побери! — подумалось еще мне. — И ни одной таблетки с собой». Потом я отвел от «окна» глаза, смутно сознавая, что где-то здесь был приделан к стене ящик с красным крестом. Увидел, на ватных ногах подошел к нему, открыл и стал рыться в содержимом. Как само собой разумеющееся, нашел в аптечке упаковку кордарона, нашел коринфар и тюбик с таблетками нитроглицерина, бросил их в рот и запил водой прямо из-под крана. От нитроглицерина заболела голова, зато отпустили спазмы в горле, потом и сердце заработало спокойнее. Зато рыжий в «окне» вообще удвоил темп. У Галки, кажется, оргазмы следовали один за другим, она уже кричала не переставая.

Я смотрел на эту картину и сознавал свою несостоятельность в сравнении с рыжим атлетом, одновременно ощущая волну гнева и презрения к этой межзвездной шлюхе.

Вспомнились ее слова насчет Казановы и Клеопатры, а у меня за всю жизнь и было-то две женщины — она и Людмила. Может быть, это плохо? Может быть, хотя бы для практики не стоило держать себя с местными девушками так высокомерно-недоступно? Трахать их всех подряд, как Мишка, и посмеиваться? Что делать, что делать? Как быть? Мне еще никто и никогда не изменял, как поступают в этом случае настоящие мужчины? В доме полно оружия, пальнуть этому рыжему в спину? Я представил, как он падает мешком на Галку, и… заплакал. Позвонить ей? Сказать, что она шлюха? Боже мой! Ей пятнадцать тысяч лет! Люди, наверное, мелькают у нее перед глазами. Даже если и предположить, что она занималась любовью раз в столетие, и то… Вероломная обманщица!

Я больше не в силах был наблюдать эти сцены. Я обесточил установку. Обида и серая тоска вновь сжали мне горло. Снова подступили спазмы рыданий. Наконец я понял, что мне невыносимо противно все: этот роскошный дом, Галка и ее рыжие соплеменники. Я не хотел здесь оставаться больше ни секунды. «Вон из Москвы, сюда я больше не ездок…» — крутилось в мозгу. В Ставрополь, к Мишке! Нет, к нему сейчас нельзя. Значит, домой!

Я снова создал «окно», компьютер послушно вывел его на лестничную клетку моего дома. Я уже дернулся к «окну», но затем решил завести его прямо в квартиру. Завел, осмотрелся — и понял, что это то самое место, где я медленно, но верно сойду с ума от тоски, где в рамке на стене висит портрет Людмилы с Иринкой на руках, где в шифоньере до сих пор ее халат, платья и обувь, а из квартиры все еще не выветрился ее запах. Я не осознавал, что пытаюсь отождествить Галку с Людмилой; сознание срастило их вместе, и измену Галки я автоматически приписывал покойной жене. Я не мог находиться в этой квартире, где на столе все еще продолжал тикать кварцевый будильник, шипел тихонько сливной бачок унитаза и что-то бормотал репродуктор в кухне.