Феликс Дымов - Аленкин астероид

Как я ни была занята, все же успела удивиться странному поведению моей няни. Прячется все время как ненормальная.

Кликну - выскочит на минуту, сделает наскоро, что попрошу, и опять уползет. Неужели все же заболела? Ведь что мы про роботов знаем? Вдруг они старятся? Или портятся? У них организм хрупкий, обидчивый. Особенно у детских нянь. Выволокла я Туню за хвостик из-под дивана, прижала к себе, глажу между глаз, как она любит, приговариваю:

- В чем дело, лапушка? Может, доктора к тебе вызвать?

То есть кибермеханика? Где у тебя болит?

Вырвалась она молча, снова под диван уползла. Я знаю, коли робот загрустил - не расшевелишь! Не у заводной куклы знак настроения переставить!

- Погоди, спасут дядю Исмаила, я тобой займусь! - пригрозила я. И повернулась к экрану:-Дядя Май, а не спеть ли нам вдвоем, как бывало?

- Отчего же? Начинай.

Откашлялась я и завела:

От звезды и до звезды

Полон космос пустоты

Нет ни озера, ни речки,

Ни собачки, ни овечки,

Не поют над нами птички,

Не растут кругом цветы.

Вдаль летим и ты и я

Захватили соловья,

Взяли рыжего котенка.

Тихий сад над речкой звонкой

И несем Земли кусочек

В неоглядные края.

Без ветрил и без руля

Между звезд летит Земля.

А на ней, как на ракете,

Едут взрослые и дети.

И другого нам не надо

Никакого корабля.

А ты, и ты, и ты

Опасайся пустоты...

Поем мы весело, на разные голоса. Операторы довольны, руки потирают. Папу, который в этот миг в комнату вошел, к стене притиснули, чуть рот не заткнули. Оказывается, и режиссер не всегда такой удачный номер придумает, какой у нас сам собой получился, - герой не падает духом. Я, правда, расстроилась, увидев себя на экране: глаза плутоватые, рот на полкадра распахнут и двух передних зубов не хватает.

В пору закрыть лицо ладонями и убежать... Но я допела.

Пусть помощник оператора, который нарочно так меня снял, думает, будто мне их дружеский телешарж понравился. Пусть думает...

Взглянула я тайком на циферблат и сначала себе не поверила. Где же спасатели? Читтамахья обещал, через два часа они на месте окажутся, а их нет и нет. Заерзала я по дивану, а вид, наверное, у меня от этих мыслей весьма так себе...

Потому что дядя Исмаил подмигнул мне и зашептал:

- Чего ты мнешься? Может, надо куда? Так ты иди, не стесняйся. Посижу чуток без связи...

- Фу, дядя Исмаил, противный! Позоришь меня на весь эфир...

- А чего ж? Дело житейское...

Я отмахнулась:

- Всё бы тебе зубоскалить! Лучше обогрев проверь - вон нос посинел!

- Беда с этими цветными передачами! На черно-белом экране не углядела бы...

- Погоди, я все же отлучусь на минутку, кое с кем посчитаться надо. Не скучай!

- Иди-иди. Я ж говорю, не стесняйся!

Вот заладил! Ему и невдомек про застрявших спасателей.

Ох, не к добру это! Креплюсь, а на душе тяжко. Да еще тетя Кима что-то почувствовала, глаз с меня не сводит. Что я ей, чудо сотворю, что ли? Всего-то и есть у меня только оун - тонкая ниточка контакта... В конце концов, дядя Исмаил мог ведь и не меня выбрать. Да оно и лучше бы мне ни при чем оказаться...

На мой настойчивый зов Туня вылезла, а ко мне не торопится: ползет брюхом по полу, антенны виновато опущены.

Еще тоскливее мне стало. Роботеска натура чуткая, тоже, видать, догадалась...

Расплывается у меня все перед глазами. Дрожит. И стеньг.

И две Туни затуманенные. И экран. И операторы. И мама, тихо замершая на краешке стула. И светящийся марсианский цветок на подоконнике. Затиснула я роботеску в угол дивана, спиной отгородила:

- Признавайся, противная, ты с самого начала подозревала, да? С самого-самого начала?

Туня вылупила на меня честные-пречестные блюдечки:

- О чем?

- Не юли! Уже час назад спасатели должны были вызволить дядю Исмаила!

Стараюсь не кричать, но строго-строго на нес смотрю, чтоб не отпиралась. Вот отчего ее болезнь, и нерешительность, и странная игра в прятки. Уж тысячу раз дядины шансы исчислила! Рада бы солгать, да не научена. А мне голая правда нужна. Поэтому тереблю се, не даю опомниться:

- Излагай. Живо!

- Тебе не понять.

- А я Антона Николаевича иопрошу. Он разъяснит.

Мое обещание окончательно сразило ее. Туня отчаянно всплеснула ручками:

- Понимаешь, сгусток скрученного Пространства вместе с пилотом выдавило в Пояс Астероидов. Теперь Пространство растекается. И не дает спасателям приблизиться к дяде Исмаилу. Это как если бы из мяча начал во все стороны ветер дуть - смогла бы ты подплыть к мячу на легком перышке?

Туня снова закручинилась. А я молчу, слова ее обдумываю.

Ну зачем, зачем дядя Исмаил мой оун выбрал? Неужели никого поумнее не нашлось?

- Это окончательно? - спросила я, не глядя на роботеску.

- У него же скафандр порван! - заскулила Туня. - И энергоресурса всего на 26 часов. Даже на обогреве экономит.

- Тихо! - прервала я. И к оператору: - Не могли бы вы срочно соединить меня с Антоном Николаевичем?

- Что случилось? - всполошился папа. Он вошел на цыпочках и не слыхал нашего с Тунсй разговора. - Ты же знаешь, Алена, как он занят. Только и дел у него - по два раза на дню беседами с тобой развлекаться!

Тетя Кима вскочила, руки перед грудью в кулаки сжала - и обратно на диван осела. Мне некогда никому ничего объяснять. Настаиваю просто так:

- Нет, соедините! А если нельзя с Антоном Николаевичем, то хотя бы с Читтамахьей!

- Не надо с Читтамахьей, девочка, я уже здесь! - раздался от порога медленный голос, и ко мне неторопливо подошел Антуан-Хозе. Сейчас, когда надо было куда-нибудь бежать, звонить, рвать на себе волосы от скорби, его застывшее смуглое лицо вызывало неприязнь. Он привычно-ловко присел на корточки, с секунду смотрел на меня без слов и едва заметно раскачивался. Потом положил руку на спину зависшей возле нас Туне: - Я вижу, ты все знаешь, Аленушка. Мне трудно было бы рассказать. Мы бессильны...

Я оценила, как по-взрослому он выговорил мое имя, немножко затягивая его посредине, так что получилось "Алеунушка"... А бедная Тупя, уловившая только смысл фразы, затряслась, словно раненая.

- И ничего-ничего? - замирая, спросила я уже без всякой надежды и сама знала: пи-че-го! Иначе бы Главный ТФ-конструктор здесь не рассиживал!

Читтамахья встал, по-восточному сложил руки ладонями вместе, наклонил голову. Но он меня больше не интересовал.

Я смотрела, как кровь отливает от лица тети Кимы, как красная капелька выступает у нее из прокушенной губы.

Я с силой отерла щеки. Включила оун. Нащупала дядю Исмаила. И, стараясь выглядеть беззаботной, сказала:

- Дядя Май, мы с Остапкой сыграем тебе сказочку...

Выставила его перед собой, нарочно держу так, чтобы он

зевал и причитал жалобным голосом: "Кормить, голодный!"

Раньше дядю Исмаила забавляла кукольная электроника и ее маленькие домашние возможности. Но сейчас я сразу поняла, что взяла фальшивый тон.