Ант Скаладинс - ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

— Застрахован?

— Зачем? — удивился математик. — Мы эти приборы берем в ремонт, неделю ремонтируем, потом сами полгода пользуемся. В договоре, понятно, указываем не неделю на ремонт, а полгода. Тем и живем. Зачем его страховать?

— Так побьют же. Или утащат. Митинги рядом, а народ всякий.

Алехин не преувеличивал. Митинг митингом, набросают окурков, бумаг, плакатов — это еще ничего. Настоящее хулиганье появилось. Неделю назад его, Алехина, трое встретили в переулке. Этот переулок перекрыт лужей, заперт высокими заборами — за ними стройка, но когда Алехин возвращается с работы, это самый короткий путь. Вот те трое его и встретили в переулке: Заратустра Намаганов в мохнатой кепке, Вий в телогрейке и этот длинноволосый с подбабахом.

Алехин не маленький, на четвертый десяток повалило, знает: попросили закурить — не останавливайся, прибавь шаг. А тут даже не закурить попросили, а сунули под нос что-то вроде игрушки: возьми, дескать, недорого, всего четвертная.

А на ладони у длинноволосого вроде как рак — точеный, тяжелый, может, из меди, может, из латуни. Усики, клешни, всякие псевдоподии, не совсем, наверное, рак, но Алехин и присматриваться не стал. Четвертная, может, и не деньги, но не для него. Хмыкнул: — Из золота, что ли?

Таких, как эти, Алехин всегда недолюбливал. Пропились, рака игрушечного где-то стащили. Торгуются в переулках. А больше всего Алехину не понравились их глаза. Какие-то неживые, без интереса. Предлагают свою игрушку, а в глазах ни искорки. Хоть бы выматерились, и то легче. Думают, наверное, лужа широкая, не побежит Алехин через лужу в ботиночках, а он сам недавно разбрасывал кирпичи. Один сюда, другой туда, если какой и притоплен, он-то знает, где проходит тропа. Готов показать: по воде ако по суху. Потому и не торопился, не выказывал робости. Рака в руки брать не стал, чем-то ему эта игрушка не понравилась.

Похоже, просто литая, даже не механическая. Чувствуя некоторое свое превосходство, подмигнул-длинноволосому: это что ж, закусь под царскую водку? А тот не понял. Вот видно по глазам, не понял. Еще, пожалуй, и про пиво ничего не слыхал.

Тогда смылся Алехин. По воде ако по суху.

Смылся и забыл.

Дел по горло, успевай продлять договора. Если правильно — пролонгировать. Время от времени появлялся в садике математик Н. Сразу за свое: мебель не падает, сны не снятся? А ему как раз Вера приснилась — в одних сапогах, без ничего. Но он такой сон и Вере бы не решился рассказать.

Забыл про тех трех. Оказалось, зря.

Через пару дней торопился. Нет чтобы пойти освещенной дорожкой под девятиэтажками, снова свернул на короткий путь в переулочек. В общем-то, понятно, он не замочит ног. А в переулке опять те трое.

Длинноволосый дергается, подбрасывает на ладони рака: — Вот возьми.

— За четвертную?

— Ты что? Полсотни!

— Растут, значит, цены. — Алехин обиделся, — Это за игрушку-то полсотни? Она ж даже не заводится, дырки для ключика нет. Ну, мужики, я ее на грудь подвешу?

И ухмыльнулся.

Улыбка у Алехина профессиональная, широкая. Чем шире улыбаешься клиенту, тем клиент мягче. И зубы красивые, ровные. Вот по зубам он и получил. Длинноволосый как-то сразу, не раздумывая, дал ему по зубам.

— Ты што? — растерялся Алехин.

И опять ему не понравились их глаза — тусклые, неживые какие-то.

Черт знает что им надо? Может, краденая игрушка, потом не оберешься греха. В драку не полез — трое все-таки. Намекнул: я ведь вас уже видел.

С этой вот стройки, да? Кивнул на забор. Из-за забора торчала стрела подъемного крана. Не надо мне ваших игрушек, козлы! И дунул прямо по луже, потом сушил башмаки, злился. Решил, ну его, этот переулок, к лешему. Известно ведь, если что-то случилось один раз, ищи случайность. Если что-то случилось два раза, ищи совпадение. Но если что-то случилось три раза, ищи врага. Он это слышал из уст Джеймса Бонда, ходили как-то с Верой на видео. Зачем ему враги? Хватит с него случайностей и совпадений. Он и так устает за день, не хватало ему еще зуботычин. Мотается весь день по участку, один пенсионер Евченко скольких нервов стоит, а тут еще это хулиганье. Он как раз в тот день в очередной раз не уговорил пенсионера Евченко продлить страховку. Логика у пенсионера какая-то нечеловеческая: дескать, помру, кому страховка достанется? Алехин: страховка не пропадет, за ваш счет государство станет сильнее, а то, может, отыщутся наследники. Пенсионер Евченко: наследников еще не хватало! А про государство, дескать, я не говорил. Это ты говоришь про государство, Алехин. И быстренько так оглядывается.

И Вера мучила Алехина.

Он у нее был однажды. Квартирка однокомнатная, уютная, сам видел.

Книжки на полках. Среди прочих — Пришвин. Алехин недоумевал, неужели и там про зайчиков? Стенка литовская, за стеклом хрусталь. Немного, но поблескивает. Ковер бельгийский, жалко ходить по нему.

Сегодня, возвращаясь, Алехин как раз вспоминал Верину уютную квартирку. Вот ковер на полу (у него старенькие дорожки), торшер с коричневым абажуром (у него дома металлическая настольная лампа, время от времени бьет током), плед на диванчике… И не застраховано! Он балдел от такой беспечности.

Моросил мелкий дождь. Шнурок на ботинке развязался, шлепал, дергался. По ветровке текло. Алехин поднял воротничок и присел неудобно — подвязать шнурок. Переулок пустой, кто в такую погоду бродит по улицам? Присел, подумал еще: уютная квартирка у Веры, надо повлиять на Веру. Пожар там или воровство, все не будет обижена. Уютно у Веры.

Он хотел бы часто к ней приходить. Когда Алехина пнули, он все еще думал об этом, потому упал неудачно — в грязь. Встал, руки по локоть, хоть полощи в той же луже.

Опять эти трое.

Заратустра Намаганов оброс за неделю щетиной, смотрел тускло, без интереса, кепку надвинул низко на лоб. Неужели еще не продали рака?

Вий стал еще потрепанней, телогрейка совсем мокрая, а он как бы не чувствует этого, даже носом перебитым не поведет. Один этот длинноволосый, что с подбабахом, дергается: сидишь тут, расселся, а он-то думал, это их приятель расселся.

Не походили они на людей, у которых много приятелей, да и обходиться так с приятелями не пристало. Алехин надулся, вытер платком руки (ветровку испачкал). Главное, не дать им спровоцировать себя на драку.

— Если и приятель, — сказал примиряюще, — чего это пинать его так?

И сразу понял: ошибся.

Длинноволосый задергался, рукава засучил.

— А тебе что? Будешь учить нас? Ты лучше знаешь, как нам обходиться со своими приятелями?

И ухватил Алехина за грудки: — Приятелями коришь?

И подпрыгивал, дергался, пытался достать до зубов Алехина, оборачивался на своих корешей: — Приятелями коришь?

Когда Алехин позднее рассказывал мне про случившееся в переулке, он, в общем, ничего не скрывал. Да, трое. Чего лезть в драку против троих? И забор грязный. Его прижали к забору, испачкали всю ветровку.