Ант Скаладинс - ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

— Над вторым томом Пришвина работаю.

— Как? — брови Первого изумленно поползли вверх, он растерянно моргнул. Это позже от Веры Алехин узнал: совсем недавно замом у Первого работал некто Пришвин. Однофамилец того, который про зайчиков. Съели однофамильца за плохие организационные способности, вот Первый и насторожился. Время горячее. Сегодня тебя съели, завтра ты кого-то сжуешь. Может, этот Пришвин вынырнул уже где-то в Обкоме, труды издает, второй том выпустил в свет. Тут осторожность необходима. Осторожность и вдумчивость. Но какая-то пробка в голове Первого перегорела:

— Над Пришвиным? Вот как? Но ведь у него плохие организационные способности.

Алехин тоже растерялся, он не знал раньше, что у Пришвина плохие организационные способности. Ничего такого Вера ему про любимого писателя тогда еще не говорила. Но золотую жилу он уже интуитивно нащупал. Он не желал упускать инициативу. Он возразил Первому:

— Да, организационные способности плохие, но природу хорошо пишет.

Первый совсем растерялся:

— Да, природу хорошо пишет, но организационные способности плохие.

Так они вели беседу, дивясь друг другу, потом Первый опомнился:

— Это хорошо, что вы именно к нами пришли, товарищ Алехин. Вместе учиться будем. Нам много надо учиться. — И спросил: — Чай? Кофе?

— Кофе, конечно, — совсем осмелел Алехин.

— Почему конечно? — не понял Первый.

— Я из отпуска. С Черного моря еду, полстраны проехал, нигде не купил кофе.

— Почему? — удивился Первый.

— Да нет нигде кофе, — удивился Алехин.

Первый, уже нервничая, нажал на звонок.

— Верочка, — насупясь, спросил он длинноногую секретаршу, — у нас что, нет кофе?

Верочка видела, разговор в кабинете идет деловой. Она сказала: есть у нас кофе, не может не быть у нас кофе. И даже волосами взметнула как-то по-особенному.

— Две чашки, — сказал Первый. И добавил: — И две банки. Растворимого. — И укоризненно уставился на Алехина: — Это вы верно, товарищ Алехин, природу пишет хорошо, но организационные способности плохие.

Алехин прежде никогда не задумывался об организационных способностях писателя Пришвина, но Первый говорил убедительно. Алехин ему, пожалуй, верил. Но из принципа все еще возражал: организационные способности плохие, но ведь природу хорошо пишет. А сам ел глазами Верочку, пока она ставила на стол подносик с чашками и банками.

Юбка у Верочки была длинная, с длинным разрезом. При ходьбе разрез вдруг расходился, но ничего такого Алехин никак не мог ухватить. Зато Первый не без укоризны пододвинул к нему банки с растворимым кофе.

Если есть проблемы, товарищ Алехин, прямо к нам. Решим проблемы.

Сработаемся. Я чувствую, сработаемся. Сейчас какие проблемы есть?

Телефон. Решим проблему. Верочка, запиши. Проследи, Верочка.

Алехин не знал, что там было. дальше, когда в кабинете появился настоящий Алехин, но его это и не интересовало, потому что телефон ему поставили на следующий день. Он подозревал, без Веры тут не обошлось, и в тот же день позвонил Вере. А эти кореша еще сомневаются, есть ли у него телефон!

— Есть у меня телефон, конечно.

Длинноволосый отпустил его и пошлепал прямо по луже. Только сейчас Алехин увидел стоящий в конце переулка черный низкий автомобиль, почти сливающийся с сумерками. Явно иностранная марка. Угнали, козлы. Под ложечкой у Алехина заныло. Море вспыхнет, вода загорится… Козлы!

Длинноволосый вернулся. Глаза такие же тусклые, но дергался попрежнему и нес в руках аппарат. Никаких проводов за ним не волочилось, но Алехин понял, что это и ни к чему. Аппарат ВЧ, он видел такие.

— Вот, позвони, — совал ему трубку длинноволосый.

— Куда?

— Как куда? Домой позвони.

— Я же один живу. Кто мне ответит?

— Ну уж не знаю. Ты позвони.

Они меня тут придержали, мелькнуло в голове Алехина, а их кореша шмонают мое добро. Я им сейчас устрою.

Держа аппарат так, чтобы не виден был диск ни Заратустре, ни Вию, ни длинноволосому, Алехин набрал номер сержанта Светлаева. Длинные гудки.

— Ты домой, домой позвони! — прикрикнул на Алехина длинноволосый.

Криво ухмыльнувшись, Алехин нехотя набрал свой номер. С придурками сам станешь таким.

Длинные гудки.

— Ну вот… — снисходительно начал Алехин, но в трубке что-то щелк191 нуло, и из темной бездонной мглы, так ему показалось, из каких-то невероятных глубин, вряд ли вместимых в его домик, до него донесся низкий замораживающий голос. С исключительной, с парализующей убедительностью он произнес:

— Горит, Алехин, вода. Горит, к сожалению.

— Какая вода? — ошеломленно переспросил он.

— Морская вода, Алехин.

Связь оборвалась. Длинноволосый забрал у Алехина аппарат. Все трое сгрудились перед Алехиным.

— Ты тяжелый мужик, Алехин, — сказал длинноволосый. — Никак до тебя не доходит. Вот ты что такое несешь? Вода не горит!

Все трое они даже уже не ухмылялись, даже, кажется, жалели Алехина. Ну ты что это так? Вода не горит! Думать же надо.

— Слышь, ребята, — дошло наконец до Алехина. — Если и горит вода, я-то здесь при чем? Черное море вон где, а я в Новосибирске.

— Тебе сколько лет? — спросил длинноволосый.

— За тридцать перевалило.

— Медленно взрослеешь, Алехин. А время требует, быстро надо расти. — И похлопал Алехина по карману ветровки: — Смотри, рака не потеряй. За так даем, но на время. Мы еще тебя встретим, а сейчас проваливай, надоел. — И пальцем потряс под носом Алехина: — Не передумай смотри! А чего — не передумай? Спрашивать, впрочем, Алехин не стал, бросился к своему домику. В садике чуть не налетел на идиотский прибор математика Н. Понаставил под ногами, а приборы не застрахованы.

Стычкой с хулиганами эта история, понятно, не кончилась. Утром, в Госстрахе, Алехин услышал:

— Ой, Алехин, Зоя Федоровна летающую тарелку видела! Все метелки были в ужасе и в восторге.

Метелками Алехин любовно называл своих сотрудниц. Все молоденькие и все, как на подбор, некрасивенькие. Но все замужем. Видно, острые коленки и худенькие плечики, белесые реснички и не очень густые копешки волос были в них вовсе не самым главным. А вот Зоя Федоровна, заведующая, при всей своей внешней импозантности — полная, смуглая, с правильным лицом, всю жизнь проходила в девах. Строгость характера необычайная. Зная, что Алехин практически не пьет, она каждый день незаметно его обнюхивала. И старалась учить. «Вот пил один, — учила, — кончил каторгой». «Какая каторга в наши дни?» — удивлялся Алехин. «Жизнь ему сделали каторжной, — строго объясняла Зоя Федоровна. — Ты помни об этом».

О жизни Зоя Федоровна знала все. И твердо. Чтобы очередей не было, надо на все товары выдавать талоны. Чтобы преступности не было, надо всяким шкодам руки рубить. Чтобы на улицах чисто было, надо перед выходом из дому все выгребать из сумок и из карманов. И так далее.