Феликс Дымов - Полторы сосульки (Сборник фантастики)

-- Пока еще здесь я командую, девушка, -- парировал шеф.-- На правах начальника сектора, разумеется. Вперед, друзья!

Лина отвернулась от него, пошла на психологов:

-- А вы чего стоите? Уговаривайте! Удерживайте! Не пускайте! Боитесь? Как же, одна девчонка целую лабораторию переубедила. Заставила решать -вопреки логике, не думая... Но у меня больше ничего нет против вашей голой логики, парни, чтоб ей тут вот так и засохнуть! Только боль и крик...

Она повернулась к Раллю, звенящим голосом спросила:

-- Ралль! А ты почему молчишь? Ты-то ведь знаешь... Не молчи. Скажи им. Тебя они послушают.

Но Ралль не разжал губ. Он не знал, он просто чувствовал в отчаянной тишине, что ему плохо. А будет еще хуже. На мгновение Линка в его глазах слилась с поверженной в прах эриннией. Она искала его взгляда. Но Ралль не поднял глаз, не шагнул навстречу. Не столько из опасения выглядеть смешным, сколько из страха выйти в мир с неточными, неопределенными мерками -ощущением и настроением. Нужно было сделать усилие, чтобы покинуть стандартный поток чужих мыслей и удобных поступков. А у него на такое усилие уже недоставало решимости. В чем-то он предавал сейчас и Ростика и Линку. И все же не мог заставить себя вмешаться.

-- Ну, братцы, довольно слов! -- Шеф благословляющим жестом воздел длань. -- Теперь я просто обязан выбить лирические сомнения из наших рациональных душ. Иначе я перестану себя уважать. А эмоции, девушка, сохрани для Джеральда. У него на них больше прав. Давайте, коллеги!

Ростик подпрыгнул, завис в метре от пола, скрестил руки на груди. Психологи ринулись к нему, спинами загородили от настойчивых Линкиных глаз.

-- Я не хочу-у! -- закричала девушка, утыкаясь Раллю в плечо. -Задержи их, Ралль! Запрети...

Ралль машинально погладил ее по голове -- отстранение, даже равнодушно, как мимоходом утешил бы незнакомого плачущего ребенка. Он ничего не понимал. Какая-то стена встала между ним с его работой и Линкой с эринниями. Стена становилась тем неразделимее, чем крепче втискивалась Линка в его плечо. Он нащупал на Линкиной шее тоненькую платиновую цепочку, на которой -- он знал -- висит серебряная скифская монетка. Накрутил цепочку на палец. Отпустил. Поверх тугого узла Линкиных волос смотрел и смотрел в "манин" экран.

Психологи раскачали Роську, метнули за окно. Кое-кто высыпал следом -снижались, кувыркались, приплясывали на лету. Но фигурка в профессорском свитере вытянулась, стремительно обогнала всех. Истошный вопль прорезал двор.

-- Ого! Шеф в своем репертуаре.

-- Что ни спуск, то экспромт!

-- Ха-ха, в этот раз он даже клумбу не пощадил.

Роськино тело проломило зелень, скомкалось, врываясь в мягкую почву, смешалось с изломанными и опрокинутыми цветами. Медленно, в два движения выпростал головку с необлетевшими лепестками алый тюльпан...

Маргарита подлетела первой, повисела над клумбой, подняла к небу застывшее, без выражения лицо. "Маня" на весь экран выхватила ее потерянные глаза, в уголках которых быстро накапливались слезинки. И за эти вот глаза, за эти слезы Ралль сразу простил ей все ее дурацкие выходки. "Обыкновенная баба, -- подумал он. -- Влюбленная, сентиментальная, гордая, а все равно баба!"

Как в замедленной съемке беззвучно опрокинулся желтый кубик с отпиленной гранью. Эринния надломилась. И тихо повалилась на пол. Остальные уже лежали в марсианской пыли, бессильно разбросав мохнатые листики-руки.

-- Все. Доигрались, -- бесцветно сказала Лина.

Она стерла что-то невидимое с лица и тяжело пошла прочь, мимо нехотя расступавшихся психологов. Дверь отворилась, выпуская ее из лаборатории, долго не закрывалась.

-- Прощайте, одинокие нестандартщики. Не обижайся, Ралль.

...Однажды она уже уходила. Справа была серая стена дома. Слева -стена деревьев. Асфальт слезился под ногами, мелким туманом сочились сумерки.

-- Дай мне что-нибудь на память. Я должна быть сильной.

Он порылся в карманах.

-- Вот. Хочешь?

Серебряная скифская монетка с портретом царя.

-- Спасибо. Я повешу ее на цепочке. Как старинный медальон.

Она коснулась мокрой рукой его щеки:

-- Уходи. Ты первый, слышишь?

Он не ответил.

Линка повернулась. И пошла между стенами. Между домами. И между деревьями. Ветер качал провода, и фонари скорбно кивали в такт ее медленным шагам. У одного фонаря был плохой контакт -- маленькая искорка то вспыхивала, то гасла. Ралль смотрел на Линкину мальчишескую спину, на гладкие высокие волосы, на ее совсем не эталонные ноги. И слушал сердце. Когда боль стала невыносимой, Линки уже не было видно.

"И не надо. Не надо!" -- убеждал он себя, насильно выпрямляя мускулы лица, закаменевшие в гримасе улыбки.

И боль прошла. Остались только дождь и одинокая искорка.

Но тогда она уходила не навсегда. Еще не было эринний, не было предательства, не было любви, через которую необходимо перешагнуть.

Ралль сделал два шага к двери, остановился, обвел глазами лабораторию. Ничто не нарушило тишины. "Маня" смотала лабиринт, и Мими, цокая коготками, юркнул в норку, подобрал бесполезный хвост.

-- Но почему, почему? -- с силой произнес Эдик, горбясь над пультом.

Да какая разница, почему? Может, прохудились гермески. Или Ростик не уравнял поле. Или на долю секунды поверил Линкиной интуиции. Какая теперь разница? Причины -- это дело не их лаборатории.

Огненные камышинки одновременно дрогнули, выпрямились, умоляюще свели свои говорящие листочки. Но Ралль видел одну -- побелевшую, в опрокинутом желтом кубике, припорошенную высыпавшимся на линолеум красноватым марсианским грунтом. Роськина эринния совсем по-человечески не перенесла этой нелепой, случайной, невозможной в нашем мире и все-таки состоявшейся смерти.

Их назвали эринниями не в память об эриниях, богинях мести. Но что-то от овеществленного проклятия в них несомненно было. Древние почитали эриний и как богинь раскаяния. Но совсем под другим именем.

Под каким -- Ралль не вспомнил.

1 О мертвых следует говорить хорошее или ничего.

2 В рассказе процитированы образы из стихотворений Лорки, Аполлинера, И. Бродского, диалоги из книги К. Чуковского "От 2 до 5".