Владимир Савченко - За перевалом. Научно-фантастический роман (С иллюстрациями)

Но поздним вечером они пришли глядеть на разведенный у воды костер, на чинный ужин малышей; стояли поодаль, светили из тьмы парами глаз — круглыми фиолетовыми телеэкранчиками. На следующий день подпустили самых рискованных и дружелюбных, которые, приговаривая: «Кось-кось!..» — тянули к ним краюхи свежего посоленного хлеба. Хлеб-соль был принят, лошади дали себя гладить, расчесывать гривы, выбирать из них и хвостов репья.

Дальше — больше. В жаркий полдень те и другие купались в протоке — сначала рядом, потом вперемешку. Настырные «орлы» подплывали, забирались лошадям на спины, прыгали с крупов в воду, переплывали протоку верхом или держась за гриву. Переплыв, выезжали на луг — и, конечно же, нельзя было не проскакать по вольной траве против теплого ветра, замирая и обнимая шею. Девочки жмурили глаза, повизгивали, но от мальчишек не отставали.

Возвращались «орлы» с исхлестанными высокой травой икрами, иные — сверзившиеся — пешком, но все равно счастливые.

Вырисовывались характеры, притирались характеры… В следующие дни у «орлов» завелись сердечные дружки и подружки среди «гуигнгнмов». У Эри их было два: чалый с белой полосой вдоль хребта и гнедой. Он подзывал их кличем:

«Гуи-игнгнм, гуи-игнгнм!» При одних интонациях прибегал Чалый, при других — Гнедик. Приближаясь, они отзывались похоже. И разговаривал с ними Эри таким же грудным бормотаньем, шептал, терся лицом об их морды; лошади кивали головами, трясли гривами — понимали.

Когда Эри скакал, стоя и балансируя руками, на Чалом, то Гнедик бежал рядом нога в ногу — чтобы в случае чего принять дружка-гуигнгнма Эри на свой круп.

Ия подружилась с кобылкой Машей, белой в серых яблоках, существом с проказливо-ироничным нравом. Она охотно позволяла всем детям кататься на себе — но очень любила на резвой рыси споткнуться на самом ровном месте, «клюнуть» головой. Не ожидающий подвоха всадник кувыркался через ее шею в траву. Маша останавливалась, начинала пастись, только лукаво косила темным глазом: что же ты, мол?.. Но Ию она так никогда не сбрасывала и всегда являлась на ее зов.

— Вот скажи, что они не гуигнгнмы и не понимают! — торжествующе приставал Эри к Берну. — Позови ты Чалого или Гнедика — они и ухом не поведут.

Верно, такое установилось понимание — пусть не словами, а чувствами — между малышами и лошадьми, что, глядя на них, надо было либо отказывать в разуме первым, либо признавать его за вторыми.

Мир для «орлов» был весь свой. Они сами «паслись» на планете, как лошади у залива.

…Но зато и было плачу с одной стороны и призывного скорбного ржания с другой, когда пришло время расставаться. Отправив вперед вертолет с имуществом, Ило, Берн и «орлы» полетели косяком в глубь материка. Малыши глядели вниз, где мчал среди высокой травы табунчик друзей-гуигнгнмов, кликали со слезой:

— Маша! Матушка! Машенька-а!..

— Чалый! Гнедик!

Машутка, Гнедик, Чалый и другие лошади отвечали на призывы тонким заливным ржанием, бежали, обгоняли друг друга, подняв головы, ветер развевал их гривы.

Так одни долетели, а другие доскакали до места, где рукава дельты сходились в километровой ширины реку. Табун остановился на обрыве. Стая «орлов» удалялась над водой, поднималась в нагретом потоке воздуха. Лошади смотрели им вслед, вытянув шеи. И долго, за километры, были видны с высоты продолговатые неподвижные пятнышки у края зеленого поля за рекой.

Ило благодарил судьбу, что ни одна из лошадей не кинулась в воду, не поплыла за ними. Кто знает, что бы тогда началось… Потом он сердито выговаривал «орлам», что они вели себя неправильно, что нужно, относясь к животным, как и ко всей природе, доброжелательно и по-хозяйски, не привязывать себя ни к кому и ни к чему исключительными чувствами, что такие избирательные привязанности автоматически противопоставляют предметы чувств всему иному — и поэтому принесли в свое время людям не меньше бед и огорчений, чем вражда и ненависть.

И все равно в последующие дни настроение в команде было пасмурное.

С малышами было интересно — с малышами было сложно.

Дети были несовершенней взрослых, с большими — в телесных и психических чертах — отклонениями от норм: то излишне худы, то полны, голенасты, сутулы.

Одни задиристы, другие трусоваты. Сестренки Ри и Ра всегда ходили насупленные, озабоченно прятали длинноватые зубки, за которые их подразнивали «зубатиками», но когда смеялись, то без удержу, так что обнажались и десны. Дразниться, покрасоваться, прихвастнуть — это все «орлы» тоже умели. Даже приврать для силы впечатления. У них, в отличие от взрослых, имелось и словцо для обозначения такого занятия: бхе-бхе. Девочки куксились, ябедничали и — прав был Эри — иной раз влюблялись. Мальчишки же, случалось, выясняли отношения между собой и с ними грубыми действиями. Все они были, как выражался Ило, неотрегулированы; регулировка эта и составляла предмет его забот.

Дети были несовершенны, дети были как дети, — и, может, именно поэтому их мир подходил Берну более, чем мир взрослых. Они были такими, как и во все времена. Ему приходило в голову, что окажись он здесь, в XXII веке, ребенком, то вжился бы в новый мир безболезненно.

«Лапута» так и не ушла от реки. Ветер прекратился — она повисла над правым берегом. От меркнувшего заката широкая полоса воды внизу была багровой и застывшей. Вверху разгорались огни Космосстроя: яркие были неподвижны, как звезды, мелкие перемещались. А за ними в темнеющем небе загорались и звезды.

Первым на юго-востоке запылал Сириус.

Глубокую тишину нарушили редкие звучные всплески, они доносились с верховья реки. Что-то мощно и равномерно хлестало по воде. Профессор пошел к краю острова, сюда же, к бортику, сбежалась и малышня.

По течению реки неслось судно, похожее на гигантский белый диск — с огнями по ободу. Верх его подкрашивал багрянец заката. Он вертелся и прыгал во воде, будто плоская галька, запущенная умелой рукой, — «пек блины». Вдали показался другой «диск» с огнями, он тоже «пек блины», догонял.

Суда сравнялись друг с другом под «лапутой». Второй корабль взревел турбинами, разогнался — и в невероятном стометровом прыжке пролетел над первым. Плюхнулся впереди, очертившись веером брызг, помчал дальше.

Оказавшийся сзади «диск» тоже разогнался, исполнил прыжок, но — не догнал.

Малыши у барьерчика восторженно вопили, подпрыгивали.

«Диски» умчались к заливу Свифта — и долго еще слышалось усиленное береговым эхом «плес-сь! пляс-с! плесь! пляс-с!».

«Теперь Ило не будет покоя, — подумал Берн, направляясь к домикам, — пока «орлы» не совершат путешествие на таких кораблях-дисках».