Владимир Савченко - За перевалом. Научно-фантастический роман (С иллюстрациями)

Ксена приближается. Нет, и не огурцы — здания. Дома. Но какие уродливые!

Какая-то немыслимая архитектура (если к этому вообще применимо такое понятие): ни строгих линий, ни геометрически четких сопряжении, ни плоскостей, ни углов даже… Волнистая, покрытая наплывами и оспинами поверхность округлых стен; у одних строений стены сходятся на конус, у других заворачиваются куполом, у третьих даже расходятся, образуя утолщение, — груши толстой частью вверх. Строения были разной высоты, самые крупные поднимались на три-четыре роста Ксены. Почти все стояли неперпендикулярно к почве; некоторые накренились так, что непонятно, почему они не рушатся. Эти дома расположились по берегу как попало, без намека на планировку.

И тем не менее это были дома: осмысленность их устройства не скрадывалась внешней уродливостью. У оснований стен были арочные входы (лазы?) — низкие и широкие; все, заметила Ксена, обращены в несолнечную «северную» сторону.

Выше, в участках стен, выделявшихся желтизной и перламутровым блеском, находились окна разных размеров и форм; казалось, нетвердая рука ребенка вырезала в стенах неправильные овалы, оборванные внизу круги, сглаженные многоугольники. При всем том в окнах блестели мутноватые, с радужными переливами, но явно прозрачные пленки.

— На сыром песке вокруг я не заметила никаких следов, — сказала Ксена. — Поселок — если это поселок, — похоже, был давно покинут. Или — мелькнула у меня и такая странная мысль — в нем и не жили?

Она пролезла под аркой внутрь ближнего домика. Распрямилась, осмотрелась.

Здесь было пусто, величественно и угрюмо, как в заброшенном храме. Вдоль стен вился по часовой стрелке вверх спиралью выступ — неровный, как и все вокруг. С конического свода свисала до уровня ее плеч светло-зеленая, похожая на сталактит, колонна. Лившийся через оконца вверху свет рассеивался и как-то преобразовывался ею, мягко освещая все. Пол домика был белый и твердый, как кость, но бугристый.

— Мне очень хотелось найти что-то, по чему можно было бы судить об исчезнувших жителях поселка: утварь, орудия труда… хоть побрякушку. Я обшарила углы, по спиральному выступу поднялась к самому куполу, но не нашла ничего.

По радио Ксена связалась с Даном, сообщила о находке. Через полчаса прилетел и он. Вместе они осмотрели все дома, обшарили укромные места в них — но и в других тоже было пусто. Внимание Дана привлекло то, что все строения были исполнены без сборных стыков, разъемов, швов — будто из одного куска. Как?

Произвольность форм исключала мысль о штамповке.

Наступали сумерки. Тьма густела тягуче медленно. И так же постепенно сперва затлели холодным пепельным светом, а потом и засияли изумрудно колонны-сталактиты в домах, где они как раз делали зарисовки. Выйдя наружу, они увидели, что такой же пепельно-зеленый свет льется из окон остальных домиков.

— Единственно интересное, что мы нашли в двух самых крупных строениях, на полу, под сталактитами, — сказал Дан, — это кучки плотных шариков.

Его шлемный прожектор осветил Ксену, которая рассматривает и рассовывает по карманам комбинезона пригоршни темных шаров размером с орех.

Кадры на днище «лапуты» показывают далее, как Дан (теперь его освещает прожектор Ксены) выламывает из стен и пола образцы для анализов, раскладывает их по карманам. Астронавты надевают биокрылья, взбираются, помогая друг другу, на самый накренившийся домик, стартуют с него. Обратно они возвращаются в полной темноте, ориентируясь по мигающему лучику приводного маяка ракеты. Поднимается встречный ветер. Начинается предсказанный Даном дождь: лучи шлемных фар выхватывают из тьмы блестящие водяные нити.

— В полете случилось одно пустяковое, на первый взгляд, происшествие, — сказал голос Ксены. — Я перегрузила карманы образцами и особенно шариками.

На подлете к нашему острову сильный боковой порыв ветра тряхнул меня — и часть шариков высыпалась.

Всю сорокачасовую ночь лил дождь. Люди видели эту далеко и давно минувшую ночь в сферодатчиках и на днищах «лапут»: сиреневые молнии разваливают небо на черные куски, которые тотчас срастаются; на береговых валунах, над которыми поднимается пар, выхватывает застывшие волны, густо усеянные пузыри. Люди слышали эту ночь: шум прибоя, дождя, ветра — ненастья.

Однако это был миг-пауза, короткий антракт в напряженном бытие исследователей. Пусть ночь длится сорок часов, пусть она промозгло-сырая, в неизведанном окружающем враждебной тьмой мире, — нельзя пересиживать ее в ракете, не для того летели. Надо работать. И они надевали комбинезоны и гермошлемы, выходили в ночь, собирали для анализов дождевую воду, спектрографировали вспышки молний, записывали на пленку влажную раскатистость громов — все пригодится потом.

И смотрели. Больше всего на то, как над морем возникали, перемещались, плавали там и сям размытые фиолетовые пятна — на самом пределе различимости.

Если бы смотрел один, то подумал бы: мерещится. Но видели оба — и в совпадающих местах. Пятна то опускались в воду, растворялись в ней, то поднимались ввысь будто по струям дождя, кружили в колдовских хороводах, меняли формы, увеличивались, уменьшались, сливались. Некоторые проплыли совсем близко от ракеты — их засняли.

А приблизившись к воде, увидели, что фиолетовые сгустки, опускаясь в нее, не растворяются, сохраняют свою форму — только свечение их становится тепловым.

— Мы рассудили, — сказал Дан, — что сейчас самое время взять повторные пробы воды: не порадуют ли нас чем эти комочки? Мы с Ксеной поплыли в разных направлениях, одинаково целя под скопления фиолетовых призраков у воды.

Однако состав проб у нас получился до удивления различным: у меня — тот же, установленный еще зондами, слабый солевой раствор, нечто промежуточное между речной водой и морской с теми же редкими крупинками СЭВ. А в колбе Ксены — жидкость, похожая на разреженную плазму крови рыб! Да еще со взвешенными частицами белкового студня… Такие неоднородности в водной стихии противоестественны — если в ней нет живых существ. Значит, они были? Ксена еще дважды, подныривая к местам танца фиолетовых пятен над морем, добыла «живую» воду-плазму. У меня же, хоть я старался не меньше, результат был прежний. Тогда я оставил колбы и решил заняться делом, достойным мужчины…

Руки в ластах, освещенные шлемным прожектором, раздвигают темную и упругую даже на взгляд воду. Вверху луч отражается от волнующейся, пузырящейся поверхности, внизу упирается в песок, впереди не встречает ничего.