Николай Чадович - Клинки максаров

Очередной камень отскочил от его плеча и едва не задел ребенка. И тут уж ярость, до поры до времени копившаяся подспудно, вырвалась наружу. Первым побуждением Артема было вскочить и ринуться на врагов, но он как-то сумел сдержать сей весьма опрометчивый порыв. Вместо этого он, скорчившись, застыл над ребенком, изображая из себя если не мертвого, то оглушенного. Клинок Стардаха Артем, якобы в судорогах, отбросил в сторону, а клинок Надежды передвинул на живот.

Камни еще некоторое время продолжали градом сыпаться на него, но вскоре их запас у бродяг иссяк. Волей-неволей им пришлось приблизиться. Для верности Артем подпустил шайку, уже успевшую перестроиться в кольцо, шагов на шестьдесят — по их понятиям, расстояние еще вполне безопасное. Некоторые твари, готовясь к решительному броску, уже вздымали над головой секиры и направляли в цель наконечники копий.

Спустя мгновение неизвестно откуда взявшийся, противоестественно длинный клинок уже беспощадно крошил их. И тем не менее, кое-кто из бродяг сумел приблизиться к отцу и сыну почти вплотную. Кривой мрызл, целивший своим костяным рубилом прямо в голову Артема, умер у самых его ног.

Надо было бы из сострадания добить тяжелораненых и обыскать трупы на предмет пополнения за их счет своих запасов, но Артема уже мутило от всех этих дел, более приличествующих мяснику, чем воину.

Он повернулся к ребенку, которого перед началом схватки оставил лежать на земле позади себя, и оцепенел: утративший свой первоначальный цвет сверток почти плавал в луже крови, натекшей от разрубленного пополам мрызла, а запеленутое в нем крохотное существо жадно лакало эту густую багровую жижу, во все времена и у всех народов считавшуюся символом жизни.

Артем позволил сыну насытиться, потом обмыл водой из баклаги и завернул в свою рубашку. С тех пор так и повелось — малыш получал свой паек кровью мрызлов, волков, одичавших лошадей и всякого мелкого зверья. Однажды, когда они заблудились в пустыне, Артем дал ему немного пососать из своей лучевой вены — и эта была единственная человеческая кровь, которой тому довелось попробовать.

Как Артем ни всматривался в ясные глаза младенца, он не мог заметить там и намека на осознанный грех. Да и может ли грешить существо, которому от роду всего несколько дней?

В этот раз Артема, который все-таки время от времени позволял себе немного соснуть, разбудил пронзительный вопль ребенка. Так тот никогда не орал ни от голода, ни от боли (к великому удивлению Артема, у него уже начали прорезаться нижние зубы). Да и страха не ощущалось в этом коротком резком вскрике. Скорее всего, то был сигнал опасности.

Артем приподнялся на локте (жизнь среди бродяг и разбойников давно отучила его вскакивать перед приближающимся противником во весь рост) и огляделся по сторонам. В нежном сумраке Синей ночи прямо к нему по склону холма грациозно шествовала Генобра, рыжие космы которой на этот раз были скрыты под глубоким стальным шлемом. Она улыбалась загадочно и томно, как перед любовным свиданием, но в руке у нее был не букет цветов, а изготовленный к бою клинок.

— Стой, — сказал Артем. — Ирдана просила не причинять тебе вреда, но, если ты сделаешь еще хоть один шаг, я за себя не отвечаю.

— Значит, моя сестричка даже не обиделась? — грудастая ведьма и не подумала остановиться. — Она стала прямо голубкой. Легка ли была ее смерть?

Артем молчал, чувствуя, как все темнеет в его глазах и в этом зловещем мраке, словно в прицеле, проступает одна только фигура Генобры.

— Впрочем, на тебя, красавчик, я зла не держу, — продолжала она. — Можешь проваливать на все четыре стороны, а можешь идти ко мне в услужение. Зачем тебе лезть в наши семейные делишки. Отец и дочка подохли, да пащенок остался. А я привыкла все доводить до конца. Что касается…

Видимо, на лице Артема она прочла достаточно ясный ответ на это предложение, потому что, не докончив фразы, ринулась вперед. Не вызывало сомнения, что через несколько секунд, необходимых для преодоления последних десяти или пятнадцати метров, она своим клинком разделает Артема не менее аккуратно, чем хорошая хозяйка разделывает куриную тушку. Но как раз эти метры и оказались для нее роковыми. Тусклая, безукоризненно прямая линия, вылетевшая из руки Артема, на краткий миг соединила их обоих, после чего едва начавшуюся игру можно было считать законченной. Артем, как говорится, остался при собственном интересе, Генобра потеряла правую кисть и, естественно, возможность в ближайшее время размахивать клинком.

— В следующий раз я отрублю твою лапу по локоть, — пообещал Артем. — И не исключено, что вместе с головой. Поэтому поберегись.

— Жаль, что я не убила тебя, — прорычала Генобра, жгутом закручивая обшлаг рукава вокруг кровоточащего запястья. — Жаль, что не мне доведется изжарить и сожрать этого молокососа.

С тех пор Артем стал засыпать спокойно, уверенный, что в случае опасности ребенок обязательно разбудит его.

Время шло, и они, когда с боями, когда без всяких приключений преодолевали расстояние, отделяющее их от Страны Жестянщиков. Раздобыть скакуна ему так и не удалось, да, возможно, это было и к лучшему. Там, где они шли, — в густом кустарнике, в изгибах бесконечных оврагов, среди зыбучих песков и солончаковых болот — не прошло бы ни одно четвероногое существо. Пища в дорожном мешке давно кончилась, и сейчас в нем ехал малыш, уже научившийся держать головку.

В последнее время он стал беспокоен — возможно, причиной тому была близость границы, где их неминуемо поджидала опасность. Что не говори, а он был сыном своей матери и должен был унаследовать многие ее способности. Однако их совместное путешествие закончилось куда раньше, чем предполагал Артем.

Еще на привале, случайно коснувшись щекой земли, он обратил внимание на непонятный глухой гул, словно идущий из глубины недр. Так примерно бывает, когда невдалеке скачет большой отряд. Однако ни единое облачко пыли не пятнало чистый горизонт, и Артем не придал этому событию особого значения, тем более, что ребенок продолжал спокойно спать в своем мешке. Но тут земля в нескольких десятках метров от них вдруг разверзлась, выворачиваемая наружу какой-то непонятной силой.

Из провала взметнулась вверх кошмарная морда, казалось, вся целиком состоящая из бездонной черной пасти. Даже мрызл по сравнению с этим созданием выглядел как домашний котенок.

— Человек, служивший Ирдане, дочери Стардаха, ты здесь? — выплевывая комья земли, взвыло чудовище.

Этот замогильный голос, конечно же, был памятен Артему. Так мог вещать только брат Калеки — Иллаваст Десница, или кто-нибудь из его соплеменников. До сих пор Артему не приходилось встречаться с рудокопами при свете, чем и объяснялся его испуг.