Дин Кунц - Кукольник

Потом сдох аккумулятор.

И появился Бен Самюэль.

А теперь спустя три недели - леса и длинные ночи, стариковские рассказы и его рисунки. Но Себастьян не успокоился.

Он соскучился без компании, без той особой компании, которую знавал в прежние времена с Пертосом. Конечно, Никто тоже был своего рода компанией, но не той, которую он искал. Никто слишком напоминал его самого, чтобы служить полноценным дополнением: запутавшийся, потерянный, вечно ищущий точку опоры. Самюэль тоже не мог устроить Себастьяна как партнер, он слишком боялся вмешиваться, не хотел, чтобы его предложения звучали как команды. Он не понимал, что идиот нуждался в том, чтобы им командовали. Мир казался страшно ненадежным и зыбким, и Себастьяну требовался кто-нибудь вроде Пертоса, кто сказал бы ему, как жить дальше.

По какой-то причине в его сознании постоянно присутствовала Битти Белина. Она была точкой соприкосновения со старым сценарием, с той жизнью, которой он больше не жил. Если бы ему удалось воссоздать ее, все пошло бы хорошо. Себастьян был убежден в этом. Он забыл, как она с ним говорила, как смеялась над ним вместе с другими, как просила его убить Пертоса.

Она была красивая кукла.

Себастьян помнил, что ему нравился ее смех.

И улыбка.

И золотые волосы.

Если бы Битти Белина вернулась к нему целой и невредимой, все было бы хорошо. И возможно, будь она здесь с ним, прекратились бы ночные кошмары про другую девушку по имени Дженни с ножом в животе... Если и существовала панацея от всех плохих воспоминаний, это была Белина.

Ближе к концу октября Себастьян снова собрал все секции Горна в кузове грузовика. Он забыл, как заряжать аккумулятор, но без труда вспомнил, как собирать Горн. Идиот свернул ольмезианскую амебу, и она, тихонько пульсируя, прильнула к задней стенке Горна, освободив ему путь. Он осторожно приступил к очередной неуклюжей попытке освоить искусство быть Богом.

Никто наблюдал.

На этот раз кукла-урод проявляла к процессу воссоздания больший интерес, чем прежде. За прошедшие недели он успел узнать Себастьяна и перестал бояться своего хозяина. Никто стоял на обшивке Горна, рядом с передней стенкой, откуда была видна капсула-матка, и ждал чуда.

Себастьян перебирал матрицы-диски из папки-идентификатора, останавливаясь, чтобы изучить надписи на гладкой стороне каждой из них, как будто ждал, что одно-единственное слово вдруг выделится и засияет над неразборчивыми именами всех остальных - Белина. Однако, перебрав все, так и не понял, которая из матриц-дисков ее. Если же действовать наугад, то вполне могло случиться, что он восстановит коварную мачеху Виссу прежде, чем ему удастся вернуть к жизни Белину. А Себастьяну совсем не хотелось этого, хотя он знал, что может запросто отделаться от Виссы, снова сунув ее в Горн, если она попадется под руки раньше, чем Битти Белина.

- Что ты ищешь? - спросил Никто, после того как идиот просмотрел все диски.

Себастьян взглянул в перекошенное лицо, смотревшее на него, и его охватила злость вперемешку с жалостью.

- Какую-то конкретную куклу? - спросил Никто.

- Битти Белину, - наконец произнес идиот. Кукла-урод подняла один из дисков. Он был размером всего лишь с ладонь идиота, но в маленьких кукольных пальцах казался большим, как колесо от “ровера” Самюэля. Никто перевернул диск на другую сторону и увидел на пластиковой табличке имя куклы - аккуратно вытравленные на шероховатой поверхности кольца памяти. Потом положил его и взял другой.

- Ты можешь.., найти? - спросил Себастьян, чувствуя, как прежний восторг охватывает душу.

- Конечно, - сказал Никто. - Дай мне пару минут.

Это заняло десять минут. Он протянул Себастьяну матрицу-диск, внешне ничем не отличавшуюся от других.

- Она?

- Она.

Пальцы идиота дрожали. Он не мог сообразить, что делать. Держа матрицу-диск, он держал в руках Битти Белину. Он почти ощущал тепло ее тела, трепетание пульса, скользящую тень от длинных золотых волос. И все же это был всего лишь пластик, плоский, круглый и ничего не говорящий.

Может быть, еще не поздно. Может быть, можно вернуть старую жизнь, и все будет как прежде. Если Битти Белина здесь, в этой матрице-диске, значит, она не изменилась. Она может вернуться и начать жить в своей старой сказке, где принц убивает коварную мачеху, а она всегда остается живой и счастливой.

Потом он вспомнил про плоть в Горне и понял: даже если матрица-диск не изменилась, тело может получиться кривым и уродливым.

Его охватил ужас.

- Ты собираешься сделать ее? - спросил Никто. Себастьян, ничего не соображая, взглянул вверх. Его глаза смотрели печальней, чем обычно, губы обвисли.

- Ты собираешься оживить ее? - продолжал тот настаивать.

Через некоторое время ему удалось выдавить из себя:

- Да.

Держа в руках пластиковую матрицу-диск, он думал о том голубом луче прожектора, который падал на нее, когда она стояла посреди сцены. Он вспоминал ее волосы, отливавшие золотом, публику, немевшую от ее красоты. Себастьян ни разу не вспомнил о том, как она стояла голая между ног Элвона Руди, или о том, как она пыталась выцарапать ему глаза, как укусила его в шею, когда он пришел; чтобы защитить ее.

Он сунул матрицу-диск в транслятор памяти и услышал, как в глубине Горна раздались первые звуки. Сначала был протяжный рокочущий гул, потом шум компьютеров, обменивающихся информацией, затем свист заработавших магнитных лент, к которым обращалось запоминающее устройство. Капсула-матка наполнилась пока еще бесформенной синтетической плотью, которая вскоре должна была претерпеть изменения. Потом послышалось отдаленное шипение, щелчок, и снова тишина. Все это очень напоминало автомат для игры в пинбол, который загорается, получив десять центов, а потом ждет серебряной монеты, чтобы начать работать.

- Это все? - спросил Никто. Он подошел вплотную к смотровому окошку и, касаясь лицом стекла, посмотрел на бесформенное желе. - Это все, что нужно, чтобы получилась Битти Белина? Только эта жидкая масса?

Свет был зеленым.

Себастьян осторожно взялся за ручки и начал манипулировать ими. Ручки легко поворачивались в любую сторону и крутить их можно было сколько угодно. Когда он сжимал их круглые рукоятки в своих ладонях, у него возникало странное и приятное ощущение, как будто перед ним были не просто рычаги, а нечто роднящее его с каким-то существом, созданным без матрицы-диска, и все же не менее реальным, чем куклы.

Свет стал янтарным.

- Там что-то происходит, - сказал Никто, показывая пальцем.

Синтетическая плоть изгибалась, стремясь принять определенную форму. Однако в этой отчаянной возне в капсуле-матке чувствовалось что-то заведомо ненормальное. Судороги плоти походили больше на разрастание раковой опухоли, чем на рождение здоровой куклы. Она корчилась и светилась цветами разложения.