Джулия Джонс - Чародей и Дурак (Книга Слов - 3)

Толпа ахнула как один человек.

Таул отпустил Тирена. Глава ордена повалился на бок, и из раны хлынула кровь. Грудь Тирена тяжело вздымалась, и тело билось в конвульсиях.

Он посмотрел на Таула и медленно осклабился.

- Ты такой же недотепа, как твой отец.

До Таула, дрожащего и раздираемого противоречивыми чувствами, эти слова дошли не сразу. Отец? Откуда Тирен может знать его отца?

- Что тебе известно о моем отце?

- Его можно купить за пятьдесят золотых.

Нет, беззвучно произнес Таул. Нет!

Он чувствовал, что его душа отделяется от тела. Мир вокруг бледнел и расплывался. Разум, словно в бреду, стремился ввысь, а оттуда в прошлое. Таул вспомнил, как солнце пекло ему спину в день встречи с Тиреном. "А что же отец? - спросил его Тирен. - Он тоже умер?" "Нет, но мы не часто видим его. Он только и знает, что пьянствует в Ланхольте".

Вся эта сцена предстала перед Таулом ярко, словно омытое дождем утро. И он впервые заметил то, о чем никогда не вспоминал раньше: быстро ушедший в сторону взгляд Тирена и его губы, повторившие слово "Ланхольт".

Картина рассыпалась на белые осколки, и под ней открылась другая. Хижина на болотах четыре дня спустя. В очаге тлеет огонь. Анна, Сара и малютка толпятся вокруг отца, встречая восторженным визгом подарки, извлекаемые им из мешка. "Да, мне повезло. А хоть бы и в карты. Фортуна поцеловала меня и сделала своим возлюбленным. Я выиграл целое состояние и намерен истратить его с пользой". - "Это как же?" - "Я вернулся домой, чтобы остаться. Теперь уж тебе не придется расшибаться в лепешку, Таул. Главой семьи стану я".

Сцена разыгрывалась в воображении чуть медленнее, чем в действительности. Таул был и участником ее, и зрителем, и разные мелочи резали ему глаз: отец избегает встречаться с ним взглядом; теперь утро, хотя отец отродясь не вставал до полудня. И золото. Золото в руках у отца. А за карточными столами в Ланхольте разрешается ставить только серебро.

Картина исчезла столь же быстро, как явилась, и ее сменила другая. Таверна "Камыши" в Грейвинге. Уже перевалило за полночь, и хозяин будит Тирена, к которому явился нежданный гость. Тирен спускается по лестнице, не выказывая никакого удивления.

"Теперь я могу идти с вами в Вальдис, - говорит ему Таул. - Меня освободили от моих обязанностей".

Тирен улыбается, кивает, заказывает еду и напитки - и ни о чем не спрашивает.

Прошлое точно стерли мокрой тряпкой, и на его месте возникло нечто новое, чудовищное. Все было совсем не так, как Таулу казалось. Потрясение было столь сильным, что он упал на колени. Его замутило, и желчь окатила тело своей прогорклой кислотой. Он прикусил язык, чтобы сдержать рвоту.

Анна, Сара и малыш. Они мертвы, но теперь все по-иному. Их смерть, его муки, тернии в его сердце и демоны за спиной - все приобрело иной оборот. Все запятнано грязью. С самого начала, с тех самых пор, как он встретил Тирена на южной дороге, вся его жизнь основывалась на гнусной лжи.

Тирен сделал из него чудовище.

Едва сознавая, что делает, мучимый тошнотой и терзаемый болью, Таул встряхнул умирающего.

- Ты заплатил моему отцу, чтобы он взял на себя заботу о сестрах. Ты знал, что я нипочем не ушел бы с тобой в Вальдис, не пристроив сестер, - и заплатил ему, чтобы он занял мое место.

Грудь Тирена почти перестала вздыматься, и взор помутнел. Неспешная улыбка тронула окрашенные кровью губы.

- А он не больно-то отличился, верно?

Крылья хлопали в воздухе, сводя Таула с ума. Демоны кишели у него за спиной. Он занес нож и стал колоть Тирена - снова и снова, сквозь ребра, ключицы, в сердце и легкие. Только так Таул мог спастись, только так мог отогнать неотвязную жгучую боль.

Торс Тирена превратился в кровавое месиво - и тогда что-то излилось из него. Последний вздох сочился из тела, словно воздух сквозь газовую ткань. Дыхание не покинуло Тирена - оно собралось вокруг него, клубясь и застывая, превращая его окровавленные черты в маску.

Таул выронил нож.

Демон уже не висел у него за спиной - он слился с телом Тирена. Тирен - вот кто его демон, Тирен был им всегда - вот что пыталось показать Таулу озеро Орион в своих глубинах.

Таул поднял глаза. Триста пар глаз в молчании смотрели на него. Он так устал. Все чувства покинули его, кроме горя от потери сестер. Они точно погибли заново - здесь и сейчас, от руки Тирена.

Таул, приподнявшись на одно колено, стал вытирать нож о камзол, и в толпе раздался крик:

- Таул - наш глава! - Это кричал Андрис. Джервей, Мафри и Корвис присоединились к нему. Таул потряс головой, не в силах произнести ни слова.

- Таул - наш глава! - Новые голоса подхватили призыв, и вскоре их число удвоилось.

Таул не мог этого вынести. Ему хотелось одного: чтобы его оставили наедине с его горем. Не переставая качать головой, он встал. Он так ослаб, что ноги подгибались под ним. Бэрд подал ему руку, и Таул охотно оперся на нее. Бэрд молча двинулся к шатру Тирена.

- Таул - наш глава! - возгласила добрая треть рыцарей.

Бэрд приподнял входное полотнище, и Таул вступил в теплый полумрак шатра. Ноги тут же изменили ему, и он повалился на койку Тирена, в изнеможении закрыв глаза.

- Таул - наш глава.

Он не хотел этого слышать, не хотел думать об этом. Он видел перед собой только сестер. Вот Сара, потряхивая золотыми кудряшками, бежит за ним к рыболовной лунке. Вот Анна с вредной ухмылочкой подзадоривает его подраться с ней. А вот малыш с дрожащими губенками и пылающими щечками возмущается тем, что его оставили в люльке.

Таул улыбнулся. Все это было словно вчера.

Джек открыл глаза. Его окутывал какой-то белый кокон, задевающий ресницы и нос. Джек решил бы, что уже очутился на небесах, если бы не запах. Он не представлял себе, что загробная жизнь может пахнуть лежалым полотном. Впрочем, всякое бывает. Джек шевельнул рукой, и ткань туго обтянула лицо. Дешевая холстина царапала губы. Джек провел по ней языком. Щелок и застарелая плесень. Нет, это не загробная жизнь - это плохо выстиранная простыня.

Джек зажал ткань в кулаки и сдернул с себя. Его пробрало холодом, он увидел тусклый свет и ощутил сильный запах дыма. И услышал звуки: скрежет лопаты о камень и треск пламени. Странно, почему он не слышал их раньше.

Потолок, низкий, с резными сводами, показался ему знакомым. Джек явно уже видел его.

Далеко слева чья-то темная фигура копошилась на фоне ярко-рыжего зарева. Джек приподнял голову, чтобы рассмотреть ее лучше. Это движение стоило ему гораздо большего усилия, чем он ожидал, - с чего это вдруг голова такая тяжелая? Она отяжелела и закружилась, словно ему завязали глаза и покрутили на месте, а когда в глазах прояснилось, фигура уже отошла от света.

Джек увидел ее сбоку: здоровенный мужчина, сутулые плечи, подбородок, отвисший до самой груди. Да никак это Кроп!