Джулия Джонс - Чародей и Дурак (Книга Слов - 3)

- Ночью пошлите на крышу плотников. Пусть поставят вокруг купола деревянный помост. Пусть укрепят его железными листами - а двести лучников должны охранять их, покуда они работают. Что касается плота...

- На завтра предсказывают бурю, государь. Они не смогут вести огонь с озера.

Кайлок смерил лорда холодным взглядом:

- Никогда не прерывайте меня.

Гатри хотел что-то сказать, но Кайлок махнул рукой, не нуждаясь в его извинениях.

- Так вот: я хочу, чтобы плот этой ночью был уничтожен. Трудность, как я понимаю, в том, что он находится за линией огня - их баллисты бьют вдвое дальше наших. Поэтому, как только стемнеет, пошлите в озеро двух ныряльщиков. Пусть возьмут с собой мехи с лампадным маслом и подожгут плот. Ясно? - Кайлок знал, что ныряльщики будут посланы на верную смерть, и его взгляд говорил: посмей только возразить мне.

Возразить у лорда не хватило духу. Он подошел к столу и налил себе вина. Кайлок запомнил, какой кубок Гатри взял и до чего еще дотрагивался.

- Это все, государь? - спросил Гатри, осушив кубок.

- Нет. Мне доложили, что в озере тысячами плавает дохлая рыба.

Лорд Гатри, большой и краснолицый, с начинающими седеть волосами, кивнул. Он был первым военным советником покойного герцога.

- Да. Утром я видел это своими глазами и счел очень странным.

- Не вижу в этом ничего странного. Просто высокоградцы льют в озеро яд.

- Быть может, это и так, государь, - ответил всегда склонный к предосторожности Гатри. - Поэтому на всякий случай лучше предостеречь жителей, чтобы они несколько дней не брали воду из колодцев, - все озеро враг отравить не сможет. Разве только прибрежные воды.

- Вы правы. - Кайлок подумал немного. - Однако предупредить следует только военных. Незачем сеять в городе панику.

- Но женщины, дети...

Кайлок резким движением перевернул стол. Кувшин с вином и кубки полетели на пол, бумаги закружились в воздухе. Лорд Гатри, побледнев, попятился назад.

Кайлок водил взглядом по упавшим кубкам - теперь не разберешь, из которого пил Гатри. Придется выбросить все. Когда он заговорил, его голос был спокоен.

- Делайте как я сказал. Женщины и дети войн не выигрывают.

Ох как лорду Гатри хотелось сказать что-то в ответ: слова так и рвались у него с языка. Но он не сказал ничего, откланялся и ушел.

Только когда дверь закрылась за ним, Кайлок счел возможным снять перчатки. От перевернутого стола комната приобрела неопрятный вид. Кайлок отвернулся. Его все больше раздражал любой беспорядок, будь то слегка испачканная золой решетка очага или плохо задернутая портьера, - он не мог думать ни о чем ином, кроме этого изъяна.

Все большее раздражение вызывали у него и люди, грязные и омерзительные все до одного. Они брались за бокалы пальцами, которыми ковыряли в носу, лезли в соль руками, которыми только что помогали справить малую нужду. От каждой ладони разило их срамом, потом и мочой.

А в его комнатах теперь пахнет Гатри. Тем, что тот ел, что пил, и его гнилыми зубами. Кайлок с трудом выносил это. Никогда он больше не пустит к себе этого человека.

Катерина должна была положить всему этому конец. Прекрасная невинная Катерина. Только она не была невинной. Она была шлюхой, как и все прочие женщины. И умерла она как шлюха, а с ней умерла его последняя надежда на спасение.

Так он по крайней мере думал до прошлой ночи.

К Меллиандре он пошел просто из любопытства. Назавтра ей предстояло умереть, и ему хотелось увидеть страх в ее глазах. И он увидел. Она показалась ему красивее, чем представлялась по памяти. Ее глаза округлились от ужаса, и нижняя губа дрожала, хотя она очень старалась быть храброй. Но потом, когда он разорвал на ней платье, все изменилось.

Отблески огня упали на ее кожу, подчеркивая выпуклый живот. Она была точно священное изваяние в пламени свечей. Отяжелевшие груди, живот, ставший пристанищем новой жизни, - все это были символы того, что только и есть доброго в женщине: способности рождать жизнь.

Пока Меллиандра носит дитя, она свободна от всех женских пороков. Природа сделала ее чистой, как ангела. Родив своего младенца, она возродит и его, Кайлока. Когда новая жизнь выйдет из ее чрева, освятив его, он возьмет ее и тем обновится. Меллиандра послана ему как спасительница, и он воспользуется ею, чтобы смыть с себя грехи своей матери.

Катерина обманула его, смерть матери оставила странно равнодушным. Теперь ему как никогда нужна та, что пожертвовала бы собой ради него. Жизнь слишком назойлива: она теснит его, обдает зловонием, гонит к гибели. Ему нужно начать все заново, изменить самую сущность свою.

Меллиандра станет тем сосудом, в котором он омоет свою душу. Ребенок ее проживет недолго, не успев и шажка сделать в танце своей судьбы, - у него в этой жизни единственное назначение: проложить священную тропу для короля.

XVII

Если в жизни и было что-нибудь хуже путешествий, Хват об этом не знал. Он даже придумать ничего хуже не мог, хотя имел для этого достаточно времени. Вот уже почти девять недель он ехал за спиной у Таула, утром желая, чтобы скорее настал полдень, а днем - чтобы скорее стемнело. Более нудного, неудобного и невыгодного занятия и представить себе нельзя.

Таул погонял вовсю, особенно после Тулея, - каждое утро они поднимались ни свет ни заря, скакали до полудня и после короткой передышки скакали опять - дотемна. Этак и помереть недолго.

Все было бы еще не так плохо, если бы они ехали по диковинным, неведомым краям: тогда он хотя бы поглазел по сторонам, набрал в карманы неведомых зверюшек, запасся едой, которую еще не пробовал. Но они ехали по голому полуострову к северу от Рорна, где нет ничего, кроме камней да земляных крыс. Печальна участь человека, у которого в кармане только и есть, что крыса и кусок известняка.

Скорее бы уж доехать до Рорна. Хват был совершенно уверен, что свихнется, если этого вскорости не произойдет. Либо свихнется, либо загнется. По словам Скорого, карманника губит не только вина, но и недостаток практики. "Карманник, потерявший чувство осязания, может с тем же успехом разбить себе голову кувалдой - или подождать, пока стража не сделает это за него". Карманники просыпаются по ночам от страха потерять осязание. Этот страх гонит их на улицу, пересиливая все: болезнь, дурную погоду и повальную чуму. Карманник не может работать, не упражняя постоянно свои пальцы.

Хват собирался подзаняться этим в Тулее, пополнив заодно свою отощавшую казну, но Таул ему не дал. Стоило рыцарю узнать, что Мелли в опасности, и он превратился в демона. Он вымел их из города как ураган тут тебе и здравствуй, и прощай. С тех пор все так и идет. Подъехав к реке, они переправляются через нее тут же - нет бы спуститься немного по течению и поискать мост. Если на пути канава, они прыгают через нее, если таверна проезжают мимо. При встрече с другими путниками Таул расспрашивает их о вдове герцога и, не услышав ничего нового, мчится дальше.