Джулия Джонс - Измена (Книга Слов - 2)

Тут обоих бойцов окатили холодной водой. Джек поднял глаза - Магра стояла над ними, как богиня, с пустым ведром в руке. Вслед за этим деревянное ведро поднялось в воздух и обрушилось на головы драчунов. Ярость исказила тонкие черты Магры. Джек понял, в кого Тарисса такая сильная: ее матушка награждала их весьма увесистыми ударами. Джек с Ровасом терпели их безропотно, словно нашалившие дети, но вскоре у Роваса лопнуло терпение.

- Перестань, женщина. Завтра я буду весь в синяках.

- Так тебе и надо, - крикнула Магра. - И тебе тоже! - добавила она, обращаясь к Джеку.

Ровас с покаянной улыбкой протянул руку:

- Ты извини меня, парень, что я такое ляпнул. Не знаю, что на меня нашло. - Ровас пустил в ход все свое обаяние. - Ты уж не обижайся, ладно?

Ради Магры и Тариссы Джек принял руку контрабандиста.

- Я не обижаюсь, - солгал он. Напряжение, царившее в комнате, лопнуло, сменившись облегчением.

Ровас помог Джеку встать. Колдовство - металлический вкус во рту уже не оставлял сомнений, что это оно, - рассеялось, как видно, само по себе. Сердце билось по-прежнему сильно, но с меньшей натугой, и кровь из носа больше не текла.

Магра, отставив ведро, взяла кувшин с элем и налила им обоим по полной чаше. Джек осушил свою единым духом.

- Так когда же я встречусь с этим Ванли?

Ровас отер пену с губ.

- Послезавтра. Я только что узнал, что Кайлок вторгся в западный Халькус, поэтому Ванли вскоре выступит на войну.

Джек выронил чашу. Кайлок вторгся в Халькус. Он не слышал даже, как посудина разбилась об пол. При упоминании имени Кайлока что-то встрепенулось в нем, заставив снова вспомнить о Брене, о войне - и о человеке с золотыми волосами. Нить, как видно, порвалась не до конца.

Баралис грел масло в тигле над огнем. Нагрев его до нужной степени, он добавил в сосуд тускло-серый порошок. Руки тряслись от усталости. Суставы болели невыносимо, а грудь причиняла настоящие муки.

Кроп уже уложил тело на кровать. Он завлек сюда эту злосчастную девицу, кем бы она ни была, посулив ей золота. Баралис не потрудился спросить, откуда Кроп ее взял. Она шлюха, это ясно, притом дешевая, если судить по ее окрашенным в немыслимый желтый цвет волосам. Никто ее не хватится.

Они находились в маленькой гостинице квартала Веселых Домов, грязной и кишащей блохами. От камыша на полу несло плесенью, а простыни носили следы семени, крови и мочи. Попробовав на зуб золото постояльца, здесь уже не задавали вопросов. Добраться сюда стоило Баралису огромных трудов. Кроп вынес его на себе из дворца и уложил в уже прибывшие носилки. Все это время грудь Баралиса непрерывно мокла под бинтами, и каждый шаг носильщиков сопровождался болью. Но это было необходимо. Даже в отсутствие герцога Баралис не мог рисковать, осуществляя задуманное им дело во дворце. Слишком много враждебных глаз следило за ним, ожидая, чтобы он оступился.

- Мало просто прикрыть ей лицо, - сказал он Кропу. - Завяжи ей глаза, чтобы она ничего не видела. Сейчас она без чувств, но, когда очнется - а это будет непременно, - лучше ей не видеть, что с ней происходит. И руки ей тоже свяжи. - Баралис видел многих людей, охваченных страхом, и знал, что предельный ужас порой вызывает у человека прилив огромной силы, поэтому лучше было обезопаситься. Эта девушка должна умереть, чтобы он мог восстановить свои силы. Его груди нужна новая кожа.

Порошок уже растворился в масле. Легкая пена плавала на поверхности тигля, и Баралис снял ее ложкой. Потом уронил в сосуд каплю воды - она зашипела, скользя по гладкому маслу. Это хорошо - значит снадобье готово. Баралис взял тигель за длинную ручку и подошел к кровати. Откинув тряпку со лба девушки, он вылил масло ей на волосы.

По ее телу прошла судорога, в горле заклокотало, и челюсть приоткрылась, готовясь издать вопль. Но кляп во рту глушил все звуки. Она забилась на постели и открыла глаза под повязкой. Под тонким полотном было видно, как она моргает, охваченная ужасом. Запахло мясом и жиром - это масло въедалось в ее плоть.

Баралис наблюдал. Еще несколько мгновений - и порошок, растворенный в масле, начал делать свое дело. Девушка затихла, и ее челюсть перестала напрягаться. Изувеченный палец Баралиса прошелся по краю сосуда, и он поднес к губам последнюю каплю масла. Она упала ему на язык. Масло уже остыло, но сохранило горький вкус. Оно действовало быстро, очень быстро. Комната расплылась перед глазами и вновь вернулась на место - четче, чем прежде, и дышащая угрозой. Он знал теперь, кто эта девушка. Ее жалкая короткая жизнь клочками пронеслась перед ним. Девица ничем не отличалась от прочих шлюх - такая же жадная, тщеславная и убогая.

В действе участвовала не только магия, но и алхимия. К этой необычайно мощной связке прибегают порой кочевники Великих Равнин. На этих древних, поросших травой просторах, где жизнь зависит от каприза природы и скорости твоего копья, охотники не признают иной власти, кроме Бога. Пастухи стерегут свои стада, а охотники носятся повсюду на своих быстрых грациозных конях и убивают всякого, кто кажется им опасным, будь то человек или зверь. И если охотника калечат или ранят, пастух жертвует своей жизнью. Магия в сочетании с жертвой спасает раненого. Это жестокий закон, но Баралис научился уважать его за тот год, что провел у кочевников. Главное, чтобы выжило племя, остальное второстепенно.

Оторванные от всего мира, кочевники сумели сохранить в неприкосновенности свои магические обряды. Старейшины держали в своих головах знания множества поколений. Никаких записей не велось - способы и средства передавались от отца к сыну. Земная и кровавая, грубая и могущественная, эта магия была невозможна без человеческих жертв. Даже при изготовлении лакуса, этого мощнейшего питья, исцеляющего человека от ста болезней, необходимо ритуальное жертвоприношение. Закланию подлежат два десятка коз и новорожденный младенец. Из желудков коз выжимается бледная серебристая жидкость, но силу ей придает жизнь ребенка. Без нее лакус был бы не полезнее молока.

Кочевники строю блюли свои секреты. Немногие знали об истинной природе их магии. Когда Баралис прибыл на Великие Равнины прямо с Дальнего Юга, эта пастушья ворожба поразила его своей первобытной простотой после дурманно-утонченных приемов Ганатты. Теперь он знал, что заблуждался. Магия кочевников ближе к истокам: крови и внутренностям, земле и природе - разум человеческий почти не принимается в расчет. Мысль заменяет жертва.

Баралис приготовил клинок. Во всем должно соблюдаться равновесие, и ножу надлежит быть столь же теплым и соленым, как кожа, которую он взрежет. Кроп топтался позади, словно заботливая нянька. Он подхватит Баралиса, когда тот упадет.