Роберт Джордан - Ловушка для демона

- А если они найдут тебя с кинжалом в спине? Или с пятьюдесятью воинами, обрушившимися на нас ночью? - одноглазый в раздражении выбросил вверх руки.

- Ты все еще не понимаешь, - ответствовал Конан. - Они захотят узнать, кто я такой и что я здесь делаю, особенно, когда я использую имя Патила. Подумай, сколько им пришлось претерпеть бед, чтобы об этих сундуках никто не пронюхал. Что я знаю об этом и кто мне об этом сказал? Если я буду мертв, они ничего не узнают.

- Ты становишься таким же темным и непонятным, как стигийцы, пробормотал сквозь зубы Ордо.

- Что касается меня, - сказал Гурран, неуклюже слезая с коня, - то мне в этот момент наплевать, даже если сами львиные Гвардейцы Бандаркара обрушатся на нас. - Он поскреб рукой спину и кряхтя растянулся. - После того как я поем немного жареной зайчатины, я почувствую себя иначе, но только не сейчас.

- Ну? - сказал Конан, пристально посмотрев на остальных. - Даже если первый человек, с которым заговорит Торио, будет тем, кого я ищу, у вас все еще есть время, чтобы уйти, прежде чем они придут сюда.

Один за другим контрабандисты слезали с коней. Пританис был последним, кто это сделал, и он все еще что-то бормотал. К тому времени, когда кони были расседланы и их накормили, Балис уже зажег весело потрескивающий костер, а Шамил и Энам уже сдирали шкурки и разделывали зайцев. Вода, как обнаружил Конан, пошла очень недурно с жареными зайцами, когда ничего другого не было под рукой.

Огонь костра уже угасал, чисто обглоданные кости были отброшены в сторону, и молчание сменило разговор, который продолжался, пока путники ели. Конан предложил первым встать на караул, по похоже, что ни у кого не было желания завернуться в одеяло. Один за другим все, кроме Конана и Гуррана, вынули бутылочки с маслом, точильные камни и принялись точить лезвия сабель. Каждый делал вид, что это не имеет никакого отношения к возможной атаке, однако каждый повернулся спиной к догоравшему костру, работая над оружием, подправляя зазубрины, затачивая лезвия сабель и кинжалов. Сидеть спиной к свету было удобней - глазам не пришлось бы снова привыкать к темноте.

Гурран возился со своим кожаным мешком и наконец сунул уже слишком знакомый оловянный бокал в руки киммерийца. Гримаса от предстоящего гадкого питья перекосила лицо Конана, когда он взял бокал в руки. Пока он пытался сосредоточиться, чтобы одним глотком осушить пойло, в темноте прозвучал стук копыт. Конан вскочил на ноги, пролив немного дьявольски отвратительного напитка, и его правая рука легла на рукоять меча.

- Я думал, что ты был уверен, будто атаки не будет, - сказал Ордо, тоже держа меч наготове.

Каждый человек у костра уже стоял на ногах, даже Гурран, который поворачивал голову во все стороны, как бы ища место, где можно было бы спрятаться.

- Если бы я был всегда прав, - сказал Конан, - я был бы самым богатым человеком в Заморре, вместо того чтобы болтаться здесь.

Кто-то (Конан не разобрал, кто именно) печально вздохнул.

Семь лошадей остановились метров за сто от костра, и трое всадников, спрыгнув с седел, двинулись вперед. Двое из них остановились на самом краю светового круга, в то время как третий подошел прямо к огню. Темные глаза, слегка раскосые, внимательно смотрели на контрабандистов.

- Я надеюсь, что ваши мечи направлены не на меня, - сказал человек мелодичным голосом на очень чистом гирканском языке.

Человек прятал свои руки в длинных, широких рукавах светло-голубой бархатной туники, украшенной на груди серебряным шитьем-орнаментом и вышитым золотом изображением цапли. На бритой голове была круглая шапочка из красного шелка, увенчанная золотой пуговицей.

- Я всего лишь бедный купец их Кхитая и не причиню никому вреда.

- Клинки предназначены не для вас, - сказал Конан и жестом приказал опустить оружие. - Просто человек должен всегда быть настороже, когда незнакомцы появляются ночью.

- Мудрая предосторожность, - согласился кхитаец. - Меня зовут Канг-Хоу, и я ищу того, кто называет себя Патилом.

- Меня зовут Патил, - сказал Конан.

Торговец приподнял тонкую бровь:

- Странное имя для ченг-ли. О, прошу прощения. Это только означает человека с бледной кожей, человека из стран, лежащих далеко на Западе. Такие люди считаются мифическими в моей стране.

- Я не похож на миф, - фыркнул Конан. - И это имя подходит мне.

- Как вам угодно, - мягко сказал Канг-Хоу.

Конан не заметил, чтобы кхитаец дал какой-нибудь сигнал, но две другие фигуры пошли вперед.

- Мои племянницы, - сказал купец. - Чин-Коу и Кай-Ше. Они везде и всегда сопровождают меня, заботясь о стареющем человеке, ум которого уже не так остер, каким был раньше.

Конан поймал себя на том, что, раскрыв рот, пялится на двух самых утонченных, самых прекрасных женщин, которых он когда-либо видел. У них были маленькие овальные лица, и их деликатные черты напоминали изящные фигурки из слоновой кости, вырезанные искусным резчиком, который хотел показать красоту восточных женщин. Ни одна из девушек не была похожа на своего дядю, чему Конан был очень рад и благодарен. Чин-Коу, с раскосыми миндалевидными коричневыми глазами и застенчивой улыбкой, напоминала цветок, вырезанный из старой слоновой кости. Темные глаза Кай-Ше были тоже опущены, но она наблюдала за всем происходящим с хитринкой сквозь свои густые ресницы. Ее кожа была как покрытое атласом сандаловое дерево.

, подумал Конан. Балис и Энам, казалось, уже мысленно раздевали их, освобождая от шелковых халатов, в то время как Пританис чуть ли испускал слюну от вожделения. Хасан и Шамил просто вытаращили зенки, как будто их оглушили чем-то по голове. Даже у Ордо появился блеск в глазах, который говорил о мысли, что неплохо бы отделить одну или обеих девушек от компании их дядюшки. И как всегда, один Гурран остался невозмутимым.

- Мы рады видеть вас здесь, - громко сказал киммериец. - Вас и обеих ваших племянниц. Тот, кто обидит любого из вас, нанесет тем самым оскорбление и мне.

Это дошло до всех, отметил Конан с удовлетворением. Погасло несколько горящих огоньков, судя по кислым взглядам, которые Конан увидел на лицах.

- Ваше гостеприимство оказывает мне большую честь, - сказал купец, отвесив небольшой поклон.

Конан отвесил ответный поклон и пробормотал ругательство, когда еще больше лекарства пролилось ему на руку. Осушив бокал одним длинным глотком, он бросил его Гуррану, чуть не попав гербариусу в голову.

- Какая гадость, - сказал киммериец и сплюнул.

- Люди сомневаются в действенности лекарства, если у него нет неприятного вкуса, - сказал Гурран, и Канг-Хоу повернул свое бесстрастное лицо к гербариусу.

- Это старая кхитайская пословица. Ты бывал когда-то в нашей земле?