Юрий Антропов - Самосожжение

— Никаких нарушений нет! Система работает отлично! Сони-сони. Я и сам хочу установить такую же на своем Комбинате…

Гей растерянно глянул на Алину и заметил наконец, что пальцами правой руки она манипулирует кнопками на каком-то приборе, стоявшем возле рычага ручного тормоза. Он уже знал, что руль машины она почти всегда держала только левой рукой. Значит, это все подстроила Алина. Запись на видеокассете…

— Ты?! — воскликнул он.

Она только улыбнулась, глядя на дорогу перед машиной.

Это восклицание Гея, похоже, больше никто не слышал. А на экране по-прежнему было изображение Руки.

— У вас все? — вежливо спросил Мээн, обращаясь, как видно, к Руке.

— Да, у меня все.

— Спасибо! — с чувством сказал Мээн. — Спасибо вам, Борис Николаевич, за глубоко содержательное и глубоко научное выступление!..

Алина не выдержала — нажала кнопку, изображение Руки тотчас пропало.

— Слушай, Тихомиров… — сказал Мээн не своим голосом, и на экране возникло изображение его лица, донельзя растерянного. — Что это было?

— Летающая тарелка… — Гей улыбнулся.

— Да, но я лично проверял перед посадкой! — Мээн был в смятении.

— А может быть, — Гей хитро смотрел на экран, — и этот Борис Николаевич, как вы только что назвали Руку, тоже попал сюда не от нас? Например, из Гонконга.

— Не нашего ума дело… — деликатно сказал Мээн. — Ты лучше вот о чем подумай… — Мээн усмехнулся. — У меня для тебя новость. Твоя благоверная в Татры направляется.

— Алина?!

— Да, но не из тех Алин, которые в Старом Смоковце были. Настоящая. То есть твоя жена.

— This is impossible! — выпалил Гей в испуге.

— Увы, сэр, это вполне возможно, — как бы горестно вздохнул Мээн.

Он хорошо понимал своего земляка и выражал ему сочувствие. В самом деле. Человек оставил жену в гостинице, дорогой номер был оплачен вперед на целую неделю, в чужом городе — ни души! нет ни родных, ни близких, ни подруги какой-нибудь, потрепаться, почесать языки и то не с кем, ходи по магазинам день-деньской да телевизор смотри по вечерам… и вот баба возьми да завихрись, с незнакомым мужиком, с иностранцем, в неведомую даль покатила…

— А ну-ка выразись, Матвей Николаевич, членораздельно!

— Телекинез их обнаружил.

— Когда?

— А вот когда я первый раз вырубился. Ты — пропал на экране, а твоя Алина объявилась. Говорит: «Здравствуйте, Матвей Николаевич!» Дескать, своим глазам не верит. Ну, поболтали мы, то да се. А потом вдруг про тебя спрашивает: мол, рядом с вами он, что ли? Голос Гея, говорит, слышу, а изображения нету на экране… А я ей говорю: мол, это он в зону попал, может, скоро и объявится… Дескать, временные помехи на пути к цели…

Гей не мог осознать эту новость.

— Вы не перепутали, Матвей Николаевич? — с надеждой на ошибку спросил он. — Тут же вон сколько нас, в зоне-то. Мало ли какую женщину вы за Алину приняли!

— Так ведь я же проверил. Я у нее про деток спросить успел. И она ответила. Гошка, мол, в армии, а Юрик с ее подругой остался, с Татьяной Гостюниной.

Гей сражен был наповал.

— А что за мэн с нею, Матвей Николаевич?

— Да Гей какой-то… Но ты не боись! На Рысы мы его отошьем! Так что еще парочка масок, фантомов этих самых, добавляется, — подытожил Мээн. — Сверх нашего плана, так сказать.

— Такие дела, — буркнул Гей, глядя на Алину.

Она усмехнулась:

— А что я вам говорила? Помните, еще в гостинице? Сутки — это страшно много для женщины. Целая жизнь!..

Бог ты мой, сказал себе Гей, неужели она теперь ему мстит?

Ведь если бы это какой-то обычный, банальный был флирт, Алина не стала бы его афишировать. На кой черт ей уезжать из Братиславы? Несколько суток без чьего-либо присмотра. Так нет же, она устремилась на Рысы. Тут уж встречи не миновать.

Гей машинально открыл Красную Папку.

Именно в ней хранились кроме всего прочего некоторые свидетельства прошлой его жизни с Алиной…

— Ну, у меня пока все! — Мээн готов был нажать клавишу. — Планерку, товарищи, считаю законченной! До скорой встречи на вилле «Адам и Ева»! Напоминаю, товарищи, а также дамы энд господа, что всю нашу агитбригаду, пардон, компанию приглашает на чашку кофе моя хозяйка, Ева…

— Я не Ева. — Лицо улыбающейся женщины, похожей на Алину, возникло на экране.

— Да, да, конечно! — Мээн улыбнулся, как настоящий джентльмен. — С этим еще разберемся… Гуд-бай, господа! Thank you! — Он дипломатично улыбнулся, как посол в конце своей речи, и с удовольствием ткнул пальцем в красную клавишу.

И сразу ночь вокруг обозначилась.

Словно мертво, пустынно было везде.

И только мотор машины гудел.

Да коридор света тянулся по автобану, огороженному сеткой.

Алина, помедлив, снова включила магнитофон.

Другая уже была музыка…

Pink Floyd. Wall.

— Не надо! — крикнул Гей. — Пока эту музыку не надо!..

И прежде чем уткнуться в Красную Папку, Гей с ужасом подумал о том, что в течение этой странной, нелепой телепланерки он ведь не вспомнил ни разу о приказе президента Рейгана, который объявил Россию вне закона!

И тут я сказал себе: вопрос вполне резонный.

Но этот вопрос, пожалуй, следует задать каждому из нас.

Разве мы постоянно помним о том, что ядерная всеобщая война может начаться в любое мгновение?

А если и помним, то все ли делаем — постоянно! — для того, чтобы она не началась?

Сам Гей — тому я свидетель — помнил постоянно и о том, что ядерная война может возникнуть в любой момент, и о том, что бить в колокол Джона Дона тоже следует постоянно. И не только помнил, но и бил — его брошюра «Homo prekatastrofilis» и была таким колоколом. Кстати заметить, вся семья Гея была причастна к созданию этой брошюры. Гошка делал оформление, Алина Притчу о Зверях написала, которую Гей хотел дать в сцене восхождения к истине, как один из материалов для Красной Папки — к докладу вождю человечества, а Юрик музыку писал к брошюре, этюд № 2, соль минор, «Вечер жизни». Такие дела.

Гей надеялся, что однажды эту семейную книгу прочтет президент Рейган, а потом и другие президенты ее прочтут, генералы и адмиралы, солдаты всех армий прочтут и весь народ Земли, и все ужаснутся тому очевидному, что как бы не замечали в своей жизни — мир находится на волоске от гибели, всем одуматься надо, пока судьба человечества не оказалась в руках КОМПЬЮТЕРА. И если все, все одумаются, то наступит День Всеобщего Разоружения, День Всеобщего Мира. И Гею даже медали за это не надо. Он признался мне смущенно, что высшей наградой для него было бы учреждение Организацией Объединенных Наций постоянного конкурса самых юных исполнителей, и чтобы дети всех стран ездили по всему миру с концертами — как Чрезвычайные Полномочные и Постоянные представители той или иной страны, и Юрик сыграл бы на фортепьяно если уж не свое сочинение, этюд № 1, соль мажор, «Утро жизни», то божественную сонату Джакома Грациоли, в которой, как считал Гей, таилось то, что не так уж часто выпадало в жизни, — ощущение радости бытия.