Фрэнк Перетти - Пророк

Что же касается Карла... «Давай займемся лодкой», – сказал он. По завершении воскресного обеда они убрали все со стола и загрузили посудомоечную машину, а Мама устроилась в Папином кресле, накрывшись пледом по подбородок и закрыла глаза. Джон подумал, что такого рода деятельность – или бездеятельность – кажется ужасно привлекательной, но идея Карла легко восторжествовала над соблазном, и они отправились в мастерскую.

– Я все пытаюсь проверить, – признался Карл, когда они начали подготавливать ребра лодки для склеивания. – Слушай, я хочу, чтобы Бог был, хочу, чтобы Он существовал. А если Он существует, я хочу, чтобы Он говорил со мной. Но сейчас... я вроде как выжидаю и наблюдаю.

Джон отмечал на киле места, где нужно просверлить отверстия для шурупов.

– Да, я тебя понимаю. – На самом деле Джон понимал то, что Карл все испытывает, все исследует – особенно своего отца – с целью проверить, не начинает ли образовываться некое прочное основание под всем этим зыбучим песком. Выжидает и наблюдает? Джон чувствовал, что сам занимается тем же даже сейчас. В Боге он не сомневался. Но Джон Баррет – совсем другое дело.

Чтобы не резко, а плавно перевести разговор на другую тему, Джон сказал:

– Ну что ж, давай послушаем эти пленки.

У Папы была маленькая магнитола, на которой он прослушивал записи проповедей и музыку, когда работал в мастерской. Найти ее было нетрудно; Папа хранил ее в надлежащем месте, на полке над верстаком, помеченной табличкой «радио». Сейчас они поставили магнитолу на верстак поближе к своему рабочему месту, а рядом положили стопку кассет, найденных в Папиной машине, в спальне, в мастерской, возле стереомагнитофона в гостиной, в чулане и во всех прочих уголках, о которых Мама могла вспомнить как о местах возможного хранения пленок. В основном это были пленки с проповедями, о чем и свидетельствовали надписи на кассетах. На некоторые Папа переписал старые пластинки, чтобы иметь возможность слушать их в машине. Но некоторые кассеты оставались самым подозрительным образом не надписанными, и Джон хотел внимательно все их прослушать.

Так – когда Джон с Карлом начали склеивать и скреплять детали лодки начался вечер старой религиозной культуры. Они прослушали один за другим несколько евангелистских квартетов южан – с громоподобными басами, высокими чистыми тенорами и дребезжащими роялями. Далее следовал брат такой-то, который приносил вам дыхание новой жизни из такой-то и такой-то церкви в Калифорнии. И Пасхальная кантата в исполнении церковного хора, записанная из заднего ряда зала и звучащая так, словно хор находился в десяти милях от слушателя; за ней следовал очень отдаленный и неразборчивый голос, выступающий на митинге протеста против абортов и заглушаемый громким шипением и треском пленки. Стрелки часов описывали круг за кругом, пленки крутились одна за другой, и Джон пытался работать, оставив один палец чистым от клея, чтобы нажимать кнопку перемотки вперед. Не требовалось много времени, чтобы понять, что та или иная кассета не содержит никакой важной информации, проливающей свет на смерть Папы или сделанное им открытие, но все же...порой Джон медлил вынимать кассету из магнитофона, поскольку ее содержание значило для него еще что-то: оно воскрешало живые воспоминания об отце.

Они работали, они слушали, и время от времени Джин делился воспоминаниями.

– Шестнадцатипенсовые, – сказал он посмеиваясь. – Папа обожал Шестнадцатипенсовые гвозди. Их и смолу «Атко».

– А? – спросил Карл. Вопрос напрашивался сам собой.

– Ну, понимаешь, Шестнадцатипенсовые гвозди... Они служили скрепляющим элементом в каждом крупном Папином проекте, вроде этой мастерской, где мы сейчас находимся. Ее просто не было бы без старых добрых шестнадцатипенсовых гвоздей. Но их можно использовать по самому разному назначению: вбивать в стены и вешать на них одежду или картины, использовать в качестве вешек и колышков, когда заливаешь цемент в опалубку, ковырять ими в зубах... Я хочу сказать, это просто очень простые, незамысловатые, функциональные гвозди. Папа их любил.

Карл кивнул.

– А смола «Атко»... Ну, скажу тебе, ее всегда было здесь хоть залейся.

– А что это такое?

Джону стоило только заглянуть под верстак, чтобы найти банку с черной вязкой жидкостью.

– Ее используют для замазки щелей в крыше. Знаешь, склеивают полосы рубероида, гидроизоляционного материала, замазывают головки гвоздей. Отличная штука.

– Понятно.

– Но Папа использовал ее и для того, чтобы лечить раны на стволах яблонь это было дешево и сердито. Мы сейчас говорим о практичности, о славной, приземленной практичности. – Потом Джон рассмеялся. – Словно мазь «Вике».

Теперь Карл тоже рассмеялся. Мазь «Вике» – эту универсальную желеобразную массу с сильным запахом камфары – он знал.

Джон продолжал смеяться.

– Мазь была хороша на все случаи жизни. Папа обычно натирал ею грудь при кашле, мазал потрескавшиеся губы, закладывал в нос при насморке... Мы всегда знали, когда он чувствует себя неважно – тогда во всем доме стоял запах «Викса».

Повинуясь какому-то внезапному побуждению, Джон бросился к маленькому шкафчику в углу, рывком распахнул дверцу и... «Вуаля!» – жестом фокусника извлек из шкафчика большую банку с мазью. А потом он просто некоторое время держал ее в руке, задумчиво глядя куда-то вдаль и тепло улыбаясь.

Карлу все это нравилось.

– Дедушка был парень что надо, правда? Джон поставил банку с мазью на место.

– Да, парень что надо.

Когда крутилась очередная пленка с собранием старых записей, Карл наконец спросил:

– Неужели он правда все это слушал?

– Да, – ответил Джон. – Мы оба слушали. Работали здесь и слушали.

Зазвучала шуточная песенка «Женщина не праздник, но праздное создание» в исполнении группы «Смокинг Гэп Бойз». Джон помнил все слова и смог даже исполнить партию тенора. Карл не стал пробовать.

Когда пастор Рейнолд Дж. Бримли из далласской церкви Полного Евангелия принялся излагать свои взгляды на семь чаш гнева из Книги Откровения, Джон стал показывать Карлу, как скосить край одного из ребер лодки.

– Вот так, правильно, веди рубанок прямо... Нам нужна аккуратненькая фаска с четверть дюйма... Так, правильно, ровнее... рубанок не должен убегать далеко вперед. Отлично!

К вечеру лодка начала принимать форму. Обшивки на ней еще не было, но киль и ребра выглядели по меньшей мере впечатлчюще. Это служило чудесным утешением, наградой за целый день терпеливого прослушивания любимых дедушкиных записей, сделанных в далеком прошлом и не отличающихся высоким качеством. А вот сейчас начиналось настоящее испытание. Карл ничего не сказал, но на лице его изобразилась усталость и скука, когда Джон вставил в магнитолу очередную пленку и в мастерской загремели песни из альбома «Воздайте Господу Хвалу» квартета «Блю Маунтин», за которыми последовала шипящая запись Матушки Тэннер в сопровождении женского квартета, которая пела о возвращении домой на Небеса, где Матушка учила ангелов петь.