Олег Серёгин - Книга Арджуны

Серебряный молчал.

— Вскоре, вкусив райского блаженства, они вновь родились на земле... – продолжил Кришна вполголоса, – и так же неразлучны.

Лучник по-прежнему безмолвствовал. Кришна улыбнулся.

— Понравилось? – он перекатился на живот и заглянул Серебряному в лицо.

— Я люблю тебя, – внезапно сказал Арджуна.

В глазах Баламута мелькнула прохладная лукавая искра.

— Я знаю.

Думать о том, что же все-таки это значило, было стократ занятней, чем слушать жалкие возражения Юдхиштхиры, который никогда не отличался храбростью... Что ему до Джарасандхи? Царь-шиваит, пользуясь благосклонностью Разрушителя, драл соседей в свое удовольствие и год от года разорял окрестные земли; на Опекуна со всеми его аватарами он плевать хотел с вершины горы Сумеру. Несколько лет назад Воссоединенный взял Матхуру, прежнюю столицу Кришны, даже грозный воитель Баларама оказался бессилен, с поля боя аватар и присные едва спаслись бегством.

Приверженцы Вишну и Шивы всегда недолюбливали друг друга.

Ясно, что повод натянут, – Воссоединенный никогда не претендовал на звание Махараджи и не грозил ни куру, ни панчалам... даже наоборот, во времена ученичества Арджуны с ним заключили пару весьма удачных военных союзов...

Но отчего бы, собственно, и не покончить с царем, если один разговор о нем заставляет Кришну дрожать от ненависти?

— Мы не можем объявить Магадхе войну, – сказал Юдхиштхира. Он чуть улыбнулся, найдя подходящее возражение, и добавил: – Если даже ты, неукротимый в сражении, опасаешься его мощи, осмелюсь ли я выступить против этого яростного царя?

Лицо Баламута на мгновение исказилось.

Почти сразу он вновь зажурчал сладким ручьем, увещевая непокладистого родича: сулил благоволение своего небесного хозяина, немеркнущую славу и торговую выгоду, клялся, что Закон будет соблюден и Польза несомненна...

Но старший Пандав оказался упорней, чем можно было ждать, и Кришна уехал ни с чем.

— Эта затея попахивает гнильцой, Арджуна, – мягко сказал старший.

Он стоял у окна, глядя на зацветающий сад. Кадамбы и кшаудры, ашвакарны и яблони-бильвы услаждали взор, пышно цвели карникара и дерево тилака, певчие птицы сновали в ветвях. Пленительно разубранные цветами, высились амалаки и великолепные анколы; лозы медвянки-мадхави, густо обвив ветви, свисали к самой земле...

Перед отъездом Кришна долго беседовал с Серебряным наедине, и на следующий день брат, злой и взвинченный, явился к Юдхиштхире с разговором.

Царь Справедливости с грустью отмечал в его запальчивой речи не только слова, но даже интонации аватара: раньше Арджуна попросту не способен был говорить вкрадчиво. Наново пытая счастья там, где не преуспел Баламут, он повторил все его доказательства почти в тех же выражениях, разве что сдобрив их неукротимым пылом своей души.

Стойкий-в-Битве молчал, вполуха внимая этой тираде, и рассеянно смотрел в благоуханный цветочный туман.

Видя его равнодушие, Серебряный выходил из себя. Хотелось взять тюфяка-братца за шиворот и хорошенько потрясти. Только однажды Юдхиштхира открыл рот – чтобы еще раз напомнить о мирном договоре, который Воссоединенный заключил с хастинапурскими владыками. “Черный Баламут обладает божественной мудростью, но я, с моим малым разумением, думаю, что эта мудрость не всегда годится для людей, – сказал он. – Мы не можем начать войну наперекор нашему многомудрому деду”.

Сын Индры скрипнул зубами. О войне речь не шла! Разве не доказывал Баламут, что врага, которого нельзя одолеть в честном бою, следует побеждать иным способом?

Но произнести это вслух перед сыном бога Справедливости Арджуна не мог.

Поэтому он говорил иное, и несказанные слова кипели внутри, возгоняясь в нетерпение и гнев.

Юдхиштхира смотрел в окно.

В конце концов, исчерпав прочие доводы, Серебряный прямо рассказал ему о том, что они с Бхимой намеревались сделать.

— Он убьет вас, – ответил Царь Справедливости после долгого молчания.

— Бхиму? – фыркнул Арджуна. – В бою один на один?

— Хорошо, – устало сказал Юдхиштхира, прошел мимо него к креслу и сел. Из-за плеча старшего брата на Серебряного косо глянули домашние божества; Стойкий-в-Битве взял маленькую курильницу из слоновой кости, повертел в пальцах, поставил на резную столешницу. – Судьбу Воссоединенного решили светлые суры на небесах. Но Рождение Господина!

— Что?

— Я бы понял еще, желай Кришна просто разделаться со своим недругом нашими руками, – вполголоса сказал Дхармараджа. – Но зачем он толкает нас к гибели, предлагая тяжко оскорбить наших родичей... которым мы многим обязаны...

— О да! – вызверился Арджуна. – Которые оскорбили нас, лишили законного права наследования, заставили скитаться по лесам и пытались погубить!

Юдхиштхира покачал головой.

— Неужели ты не понимаешь?

— Что?

— Что говоришь со слов Кришны...

— Он желает нашего блага!

— Подобно тому, как ты желаешь блага одному сыну суты...

Глаза Арджуны засветились мерзлым серебром – зарницы молний в серо-лазурной рассветной глубине... даже воздух вокруг него словно бы посветлел. Лицо полубога окаменело. С таким лицом Индра выходил на бой с чудовищем Вритрой, червем-брахманом, – когда убийство было не забавой, а тяжким грехом, которого не избежать. Он шагнул к Стойкому-в-Битве, нависнув над ним ледяной скалой, и старший брат поднял расширенные глаза...

Далеко в бездне повел косматой бровью бог смерти.

Юдхиштхира сморгнул.

Следующее мгновение выпало из его памяти – Серебряный гневно сказал что-то, он возразил... Ваю-Ветер шевельнул льняные пряди, выбившиеся из прически младшего, принес аромат молодых листьев и свежих бутонов, на которых таяли росные жемчужины, поддразнил угасшую курильницу, и в воздухе повеяло тончайшим дыханием алоэ... Закрыв глаза, Стойкий-в-Битве откинулся на спинку кресла, чувствуя, что слишком устал думать и сопротивляться.

Арджуна яростно метался от стены к стене.

— Или ты готов ковром лечь под ноги этих выродков, которых и мать не рожала? – выдохнул он.

— Наставника Дрону тоже не рожала мать... – попробовал возразить старший.

— Или Слепни, которые водят дружбу с сутами и пьют с поварами, более достойны трона, чем дети богов?

— Не богам принадлежит трон Хастинапура, брат мой...

— Может быть, малодушие мешает тебе потребовать то, что твое по праву? Разве не ты старший из царевичей?

Юдхиштхира открыл глаза. Лицо его было недвижно, а сосредоточенный взгляд, казалось, видел недоступное прочим.

— Скажи мне, Арджуна, ты правда хочешь этого?

— Мы все этого хотим, – твердо ответил Серебряный.

— Ом мани...

Царь Справедливости встал и неуверенно, как человек, поднявшийся после долгой болезни, направился к дверям.