Эрик Флинт - Горец

Полицейский выпрямился и расправил плечи, как будто сбросив с себя какой-то груз.

— Ладно, достаточно, — пробурчал он, развернулся и направился к двери. — Только помни: никаких трупов и никаких калек.Прежде чем дверь успела закрыться, Зилвицкий уже сидел за консолью. В течении нескольких секунд он загрузил результаты полицейской экспертизы и с головой ушел в данные, проплывающие по экрану.

Виктор никогда раньше не бывал внутри Старых Кварталов. Ему достаточно часто случалось огибать их по краю, или пересекать в капсуле общественного транспорта. Но он в первый раз на самом деле шел по их улицам.

Если это можно было назвать “улицами”. Планировщики городов, следуя тенденциям жаргона всех гуманитарных наук, говоря о магистралях зачастую предпочитали термин “артерии”. Этот эвфемизм, примененный в отношении Старых Кварталов, вовсе не был эвфемизмом. За исключением того, что они в сечении были квадратными, а не круглыми, а также того, что по ним двигались люди, а не кровяные тельца, система “улиц” была столь же сложной, разветвленной, извилистой и трехмерной, как и система кровеносных сосудов живого организма. Даже на самом деле более сложной, поскольку четкое деление на артерии и вены здесь отсутствовало.

Виктор безнадежно потерял ориентацию уже через несколько минут. За такое короткое время ведущая его женщина успела протащить его по большему числу улиц, чем он мог запомнить — а также четырем лифтовым переходам и трем гигантским подземным “площадям”, забитым киосками и магазинчиками, а еще раз она жизнерадостно пересекла помещение, где проводилась какая-то лекция или общественное собрание, и вышла через заднюю дверь, расположенную возле туалетов. Единственная логика в ее маршруте, которую смог уловить Виктор, состояла в том, что “улицы” становились все уже, потолки — все ниже, а искусственное освещение — все хуже.

“По крайней мере, не надо бояться, что за нами проследят”.

Как если бы он произнес эту мысль вслух, идущая впереди женщина склонила голову к плечу и сказала:

— Видишь? Вот как это делается. — Она гортанно рассмеялась. — А если кто-то спросит, ты просто хотел перепихнуться. Кто сумеет доказать обратное?

Внезапно, она остановилась и повернулась к нему. Движение было столь резким, что Виктор едва не налетел на нее. Он сумел вовремя остановиться, но они теперь стояли нос к носу. Ну… нос к макушке. Как и большинство мезанских генетических рабов, за исключением линий, предназначенных для физического труда или для боя, женщина была очень малорослой.

Она ему улыбнулась. Улыбка в целом была похожа на профессиональную мимику, которую она изображала в транспортной капсуле, но в ней было больше настоящих эмоций. В основном юмора.

Как и любой из серьезных, посвятивших себя делу молодых людей, не страдающих особой самовлюбленностью, Виктор заподозрил, что юмор был направлен на него. Женщина немедленно подтвердила его правоту.

— Не обязательно даже притворяться, — радостно заявила она. — Конечно, если захочешь чего-то особенного, придется заплатить дополнительно. Разве только это будет что-то слишком особенное, на что я не соглашусь.

Виктору понравилась ее улыбка. Она была почти дружеской, в распутном стиле. Но он все равно выдавил из себя еще один отказ.

— Жаль. Тебе бы понравилось, а мне бы пригодились деньги. — Она посмотрела на него с любопытством. — Уверен? — Улыбка стала еще распутнее. — Может быть со связыванием? Хотя… — последовал гортанный смешок. — … нельзя сказать, чтобы ты не был уже завязан узлом.

К счастью, Виктору не пришлось придумывать на это подходящий ответ. Женщина просто пожала плечами, повернулась и пошла дальше.

Они еще несколько минут следовали все таким же запутанным маршрутом. Через две минуты Виктор заметил, что вполне уверен, что они уже стряхнули любой хвост, какой им только могли прицепить у больницы.

Фыркнув, женщина ответила:

— А кто пытается? Это дорога туда, где я живу, вундеркинд. — И снова с гортанным смешком. — Я не занимаюсь стряхиванием тех хвостов.

Смешок перешел в откровенный смех. Следующую минуту или около того, ведя его по запруженным “артериям”, женщина наглядно демонстрировала ему стряхивание своего хвоста. Задолго до того, как она закончила, Виктор искренне пожалел, что отказался.

“Сперва дело! Помни о дисциплине!”

Но мысли свои он оставил при себе. Он прекрасно представлял себе её реакцию, а также распутную улыбку и смешок, которые её сопроводят.

Оставшееся время их путешествия Виктор провел просто глазея на окружающее. Старые Кварталы Чикаго — или “Петля”, как их иногда по непонятным причинам называли [2] в современном Чикаго “Петля” (The Loop) — это деловой (он же исторический) центр города, названный так из-за линии наземного метро, которая его опоясывает — были знамениты от края до края Солнечной Лиги.

Печально знамениты, если быть точнее, как и прочие иммигрантские поселения в человеческой истории. Рассадник порока и беззакония, безусловно. В Петле можно купить все. Но была у этого места и аура очарования. Художников, писателей и музыкантов в обилии можно было встретить во множестве таверн и кофеен Старых Кварталов. (С настоящим кофе — истинно земных сортов. Виктор однажды его попробовал, но ему не понравилось. В этом, как и во многом другом, серьезный юный революционер, вышедший из трущоб Нового Парижа, был консервативнее любого декадентствующего элитиста.) Художники были исключительно “авангардистами”, и доказательством того была их бедность. Писатели в основном писали стихи и доходы их были примерно такими же. Музыканты же, с другой стороны, зачастую зарабатывали вполне неплохо. Если не считать оперы, Петля была центром музыкальной ночной жизни Чикаго.

Богатые или бедные, подвинутые на культуре завсегдатаи Старых Кварталов мегаметрополиса соседствовали с куда более опасной братией. За века Петля стала центром для криминальной элиты Солнечной Лиги, а также для всех разновидностей политических радикалов.

Чикаго притягивало их всех как магнит, со всей гигантской, расползающейся Солнечной Лиги. Но, поскольку респектабельное общество Лиги в целом отказывалось признавать существование широко распространившихся нищеты и преступности, бюрократы, бывшие истинной политической властью Лиги, присматривали за тем, чтобы нежелательный сброд убирали с глаз долой и, по возможности, из сердца вон. Пока иммигранты, за исключением тех, что работали слугами, оставались в Петле, обычно власти предоставляли их самим себе. Петля, до некоторой степени, была государством в государстве. Полиция Чикаго патрулировала только главные магистрали и те сектора, которые служили развлекательными центрами для “настоящих” граждан Лиги. Что касается остальных — пусть гниют .