Александр Ломм - Исполин над бездной. Фантастическая роман

— Профессор! Ведеор профессор!!

Все, как по команде, обернулись на голос и обомлели. К ним быстрыми шагами приближался живой и здоровый Рэ Шкипер. Не обращая внимания на удивленные возгласы и даже друзей своих не удостоив взгляда, бородатый исполин бросился к старику и схватил его за руку. Прошла минута напряженной тишины. Наконец, нащупав едва уловимый пульс, Шорднэм опустил руку старика и обвел присутствующих грозным взглядом.

— Что вы наделали, негодяи?!

— Мы ничего, Рэ! Это он сам упился до бесчувствия! Честное слово, сам! Выпил две рюмки коньяку и свалился! — смущенно сказал Дуванис.

— Ладно, потом разберемся, сам или не сам! — отрезал Шорднэм. — Рульф, живо беги за автомашиной!

Рульф без единого слова бросился вон из трактира.

— А ты, Дуванис, слетаешь в аптеку! — продолжал распоряжаться Шорднэм.

Он присел к столу, выхватил из кармана ручку и блокнот и принялся что-то быстро строчить. Потом вырвал лист и вручил его Дуванису вместе с десяткой:

— Вот тебе рецепт и деньги. Беги, Дув!

— Ты умеешь писать рецепты, Рэ?… — заикнулся было вконец пораженный Дуванис, но Шорднэм не стал ему ничего объяснять.

— Беги скорее! Человек ведь умирает! — прикрикнул он на друга, и тот со всех ног бросился выполнять поручение.

Вскоре прибыли лекарства, а потом и наемная машина. Профессора Нотгорна, все еще находившегося в тяжелом беспамятстве, осторожно уложили на заднее сиденье автомобиля. Рэстис Шорднэм очень спешил, но на одну минуту он все же задержался со своими друзьями. Рульф и Дуванис стояли перед ним, смущенно переминаясь. Они чувствовали себя глубоко виноватыми, хотя и не понимали толком, в чем именно.

— Я увожу профессора в Ланк. Если вы не заняты, отправляйтесь на вокзал и приезжайте ко мне. Вы мне очень понадобитесь в ближайшие дни. За проезд я уплачу, а об остальном поговорим на месте. Приедете?

— Приедем, Рэ, обязательно приедем!

Он пожал им руки и быстро вышел из трактира. Завсегдатаи разбрелись по своим столам и принялись возбужденно обсуждать происшествие, строя самые невероятные догадки. Имя Рэстиса Шорднэма и профессора Нотгорна склонялось на все лады. А Рульф Эмбегер, выпив для восстановления душевного равновесия две кружки пива подряд, сказал Дуванису Фроску:

— И все-таки, малыш, что там ни говори, а дело это не совсем чистое. Что-то тут есть такое, что просто… — и не договорив, он махнул рукой.

В кабинете гросса сардунского вот уже целых три часа томится аб Бернад. Он сидит на самом краешке твердого стула, тяжело дышит, потеет и изо всех сил старается убедить его святость в полной своей правдивости и осведомленности. После каждой фразы аб отдувается, а порой, сам того не замечая, напускает на лицо зверскую гримасу, громко скрипит зубами, или вдруг ни с того ни с сего принимается с ожесточением чесать себе грудь, брюхо, спину, словно его великолепная желтая сутана полна блох. Но эти странные порывы резко выраженного атавизма проходят, и ланкский аб вновь с благоговением смотрит на Брискаля Неповторимого, ни на минуту не прерывая своего доклада.

Гросс слушает его молча, устремив ничего не выражающий взгляд на огонь пылающего камина; Аб Бернад говорит:

— Последнее, что я помню, ваша святость, это запах хлороформа. Проклятый безбожник, укрывшийся в мерзком теле орангутанга, усыпил меня, и я понятия не имею, что он потом надо мной проделывал. Когда я проснулся, я увидел себя не в доме Нотгорна, а в светлой палате психиатрической лечебницы. Я лежал на чистой постели, отгороженной от остального помещения железной решеткой. Мне казалось, что я пробыл в забытьи не более часа, и только врач, вызванный мной, рассказал мне, что я был болен, что у меня была тяжелая форма душевного расстройства и что в лечебнице я нахожусь уже двенадцатый день. Он был очень рад моему выздоровлению, но войти ко мне в клетку все же не решился. На мой недоуменный вопрос он любезно объяснил мне, что мое помешательство имело резкие признаки паранойи с частыми приступами бешенства. Я считал себя обезьяной, бесподобно подражал ее движениям и звукам, и, если бы не приступы бешенства, во время которых я становился опасен, меня можно было бы назвать вполне сносным пациентом. Врач продержал меня в клетке еще двое суток, а потом отпустил домой. Когда я вернулся в свой дом в Ланке, жена прежде всего передала мне вызов вашей святости, и я стал немедленно собираться в дорогу. Однако перед отъездом я счел необходимым наведаться в логово безбожника Нотгорна и посмотреть, что там происходит. Не без опасений приблизился я к знакомой калитке. На мой звонок, вышла ведрис Нагда. Увидев меня, она испуганно замахала руками и сказала: «Уходите, ваше благочестие! Вас не велено даже на порог пускать!» — «Это почему же, ведрис Нагда?» — спросил я. Добрая женщина опасливо оглянулась на дом и вздохнула: «И не спрашивайте, ваше благочестие! У нас теперь новые порядки! Ведеор профессор вернулся домой совсем больным. Дела свои он передал новому ассистенту доктору Шорднэму. Я думала, это простой бродяга и пьяница, а он оказался большим ученым! А сейчас у нас гостят двое друзей ведеора Шорднэма из Марабраны. Им велено следить за тем, чтобы в доме не появлялся никто посторонний. Уходите, ваше благочестие, а то мне попадет из-за вас!» — «Прощайте, ведрис Нагда, да хранит вас бог единый в этом страшном доме!» — оказал я и хотел уже удалиться, но в это время со стороны платана до меня донеслось отчетливое: «Кса-кса-кса!» Присмотревшись, я увидел орангутанга Кнаппи. Зверь стоял под деревом на задних лапах и уверенными жестами посылал мне пастырское благословение. Я плюнул с досады, повернулся и ушел…

Аб Бернад умолкает и начинает яростно чесаться. Старый гросс брезгливо на него косится и пожимает плечами.

— Вы, вероятно, не совсем еще вылечились, любезный аб? — спрашивает он с чуть заметным раздражением.

— Возможно, ваша святость, возможно… Но ведь по сути дела я и не был вовсе болен! Проклятый безбожник перевел в мое тело ментогены орангутанга, а мои ментогены, надо думать, упрятал в мерзкую обезьяну. Пока мой мозг не одолел гнусные клетки лесной животины, я и был не человеком, а зверем. И лишь потом мое сознание прояснилось и восстановилось, сохранив, к сожалению, некоторые привычки этого ужасного Кнаппи. Я сам это иногда замечаю и стараюсь бороться с этим…

— Погодите, аб! Вы утверждаете, что в вашем теле жила звериная душа орангутанга? Но ведь это значит, что ваша собственная душа находилась в это время в другом месте, по вашим словам, в теле обезьяны. Почему же вы ничего не помните о своем пребывании в обезьяне?

— Не знаю, ваша святость, — растерянно пробормотал аб Бернад. — Вероятно, моя душа рассосалась в мозгу орангутанга, а у меня потом образовалась новая…