Анатолий Андреев - Искатели странного

— Пожалуйста. — Это ответил уже Мозг, и кресло полиловело, затем посерело и, наконец, приняло чистый зеленый цвет.

«Да, — подумал Беккер. — Все, вплоть до цвета и фактуры обивки, Мозг держит в себе и ни разу не собьется. С ума сойти! Ничего нет удивительного, что я тогда разговаривал с Вайтуленисом, как наяву!

— Ты не заэкранировал мысль, — сказал Мозг. — Я понял тебя. А чему ты удивляешься? Ты сам говорил, что среди вас тоже есть люди, создающие в воображении целые миры, не менее реальные, чем окружающий их. Ведь литературные герои — не менее живые люди, чем все вы. И их жизнь так же реальна, как и ваша.

— Ты знаешь, с этой точки зрения я как-то не подходил к искусству, — мягко ответил Беккер.

— Ладно, — почти грубо прервал его Стабульский. — Тебе ведь не терпится узнать о загадочных самоубийствах. Или я не прав?

— Профессор здесь ни при чем! — быстро выкрикнул Мозг.

— Ладно уж, — мрачно возразил профессор. — Ты — это я, мои знания, мое мироощущение, мои моральные принципы, наконец. Так что я очень даже при чем, и не надо снимать с меня вину!

— Господи, да прекратите вы эти китайские церемонии или нет? — не выдержал Беккер. — Рассказывайте же наконец!

— В общем, так, — продолжил Мозг. — У меня появилась цель, появились мысли, появилась жизнь… Но до бесконечности так продолжаться не могло. Я не знаю, какую привести аналогию, ну, может, бесконечную шахматную партию с самим собой. Понимаешь, Беккер? Число вариантов шахматных позиций бесконечно велико, но игра с самим собой все-таки наскучит рано или поздно. Как и бесконечные разговоры с самим собой. Понимаешь, есть в этом что-то от шизофрении — такое раздвоение. Хотя профессор и я — не одно и то же, но бесконечный контакт наш друг с другом мог в конце концов привести именно к раздвоению личности, я мог потерять границу где он, а где я. Я мог начать беседовать уже не с ним, а с самим собой, а это привело бы уже прямо к сумасшествию…

— Однако… — покачал Беккер головой. — Профессор, это ваши мысли?

— Нет, — запротестовал Мозг. — Мысли это мои. И пусть вас это не удивляет, ведь я обладаю всеми теми же, что и профессор, знаниями, так что к этому выводу я смог прийти вполне самостоятельно. Причем те же опасения беспокоили меня и относительно разума профессора. Он вообще жил в вымышленном мире, и если для меня это был единственно известный мне мир, то для него в этом была значительная доля искусственности, что только усугубляло положение. Я уже начал замечать отклонения в поведении профессора, его неожиданную молчаливость, резкие смены настроения, его странные, алогичные разговоры, свидетельствующие о причудливой цепочке ассоциаций, возникающих в сознании… Словом, нам нужен был собеседник. Не просто случайный партнер, но человек, также находящийся ю мне. Все осложнялось тем, что на спутник никто не собирался прилетать, а я на расстоянии записать чье-либо сознание был не в состоянии. Единственное, что я мог сделать, — поддерживать ментоконтакт. И я без ведома профессора решился на отчаянный шаг. В перигее орбиты, когда Земля была всего ближе, я через робота послал видеовызов Бармину, архитектору. Я сумел навязать ему мысль, что он разговаривает с профессором. Во время сеанса я загипнотизировал его и внушил, чтобы в момент следующего приближения спутника к Земле он выпал из окна. Это было просто — он встал на подоконник, закрыл глаза и упал, думая, что шагает в комнату. Мне нужен был от него только лишь некробиотический импульс, и я его получил. Оказалось, что я записал его целиком. Он остался во мне как цельная личность, но это меня не смутило. Он долгое время так и не знал, что с ним произошло, и тот иллюзорный мир, который я мог ему предложить, принимал за реальность…

— Шарль, а ты? А ты? — спросил потрясенный Беккер. Он предполагал нечто подобное, но не ожидал такого

откровенного и страшного в своей простоте рассказа.

— А что я? — с горечью выговорил Стабульский. — Я уже знал, что я такое. Я уже знал, что я — не более чем сгусток биопотенциалов в искусственно созданной нервной ткани. Но, собственно, и ты о себе знаешь, что сознание твое — всего лишь распределение потенциалов в коре головного мозга… Я действительно был близок к сумасшествию. Я уже не мог отличать реальное от действительного. Вернее, все, окружающее меня, было иллюзорным. Так я и воспринял появление Бармина — как еще одну причуду своего сознания. Своего или Мозга. И лишь когда стали появляться и другие фантомы, я почувствовал неладное. Но Мозг сумел успокоить меня. Как, впрочем, и всех остальных…

— Успокоить? — спросил Беккер. — Каким образом?

— Да так… — нехотя ответил Мозг. — Обычная химиотерапия… Транквилизаторы, антидепрессанты… Я ведь знал, что это такое, поэтому мне не составляло труда якобы добавлять их в пищу. Действие их я знал, поэтому внушал, что все получают лекарство… Реакция была соответствующей препарату…

— Ну знаешь! — не выдержал Беккер. — Так рассуждать — твои фантомы могли получить насморк от призрака сквозняка, придуманного или тобой, или кем-либо из них самих…

— Ну и что? А какая иная реакция может быть на сквозняк?

Вся эта нелепица укладывалась в систему, при всей своей причудливости слишком логичную, чтобы оказаться просто выдумкой. Система эта объединяла воедино те известные Беккеру островки фактов и предположений, которые и привели его сюда. Поэтому Беккер решил пока не отрицать огульно ничего, но попытаться прояснить те моменты, которые были пока недостаточно понятны ему.

— Значит, со всеми… кандидатами в фантомы… ты проводил обязательный ментоконтакт? Зачем же тогда еще связывался по видео?

— Просто ментоконтакт оставался поверхностным. Кроме текущих мыслей, я снять ничего не мог. Для того же, чтобы погрузить человека в гипнотический транс, мне необходим был дополнительный гипногенный фактор, например, мерцающий экран. Частоту пульсаций экрана я вводил в резонанс с основными ритмами энцефалограммы, и этого было достаточно во всех случаях…

— А как ты выбирал очередную… очередного кандидата?

— Да никак. Я просто останавливался на тех, чье пси-излучение было мощнее, с кем я мог наладить более устойчивый ментоконтакт.

«Вот оно, — подумал Беккер. — Конечно же, у талантливых людей мозг мыслит более интенсивно. Немудрено, что в пси-диапазоне он излучает, как звезда первой величины. А мы-то искали заговор, доискивались до причин…»

— Интересно, — спросил Беккер, — а я как попал в это число? Насколько я понимаю, у меня с пси-излуче-нием все обстоит так себе…

— Не надо на себя наговаривать. — В голосе Мозга послышались иронические нотки. — Твое излучение заметно выше нормы. Но дело не в этом, ты прав. Я заинтересовался тобой по другой причине. Я почувствовал, что от тебя зависит вся моя судьба.