Марек Орамус - Иммунный барьер

Почти у самого подножия Фиолетовой Ромашки Павел Стуконис де Филадельфия потерял след. Сигнал, доселе прекрасно прослушивающийся в насыщенном парами воздухе внезапно затух, и дезориентированный Стуконис остановился и завертел головой по сторонам в надежде снова его уловить. А ведь он уже начал склоняться к льстящей тщеславию гипотезе, что цель его визита находится как раз внутри Фиолетовой Ромашки — застекленной башни, вершина которой скрывалась в облаках. Теперь же надежда попасть внутрь башни выглядела лопнувшим мыльным пузырём. Стуконис беспомощно топтался на месте — ему оставалось рассчитывать лишь на счастливую случайность.

Охранники у ближайшего входа уже начали к нему приглядываться, поэтому пришлось вернуться на шумные улицы. Стуконис с неудовольствием размышлял о том, что придется повторить всю процедуру с самого начала. Надо полагать, его вид не вызывал у стражников доверия. Подозревают, что под личиной заурядного бизнесмена кроется нечто иное? Забавно… В любом случае, его ждет дополнительная работа. Сам по себе этот факт не является чем—то неприятным, такую работу всегда можно поручить соответствующим людям, для того они и существуют. Потеря времени — вот что его по—настоящему беспокоило Павла Стукониса де Филадельфия. Ведь кто—то запросто может его опередить.

Нервными движениями он начала разыскивать пачку сигарет, которой почему—то не оказалось на привычном месте. Потом вспомнил, что три дня назад бросил курить и замер с рукой в кармане, напряженно вслушиваясь — сигнал снова появился.

Стуконис осторожно повернулся и посмотрел в направлении, откуда приходил сигнал. Случайные прохожие проходили мимо, как ненужные тени. Если он правильно определил источник, то импульс исходил из углубления в простенке, где, между двумя витринами, стояли мужчина и женщина, — или же изнутри здания. Он внимательно присмотрелся к паре, к силуэту широкоплечего мужчины, к светлому пятну торса женщины. Ее голова находилась в тени, но Стуконис неизвестно почему решил, что у нее светлые волосы. Он начал не спеша пробираться в ту сторону, лавируя между многочисленными пешеходами. Сигнал в его мозгу снова исчез — значило ли это, что теперь его будут вести короткими импульсами? Могли хотя бы намекнуть… Прохожие беспардонно толкали Стукониса, он с трудом противостоял их напору.

Переход в несколько метров стоил ему порядочных усилий. Он в нерешительности остановился у блестящей витрины и, тяжело дыша, вглядывался, как мужчина толстыми пальцами играет с небольшим, блестящим сердечком. Безделушка была подвешена на тонкой цепочке, соединяющей соски обнаженных грудей женщины. Стуконис осмелился окинуть быстрым взглядом ее лицо — у нее действительно были светлые волосы.

— Что—то ищешь, приятель? — спросила женщина вполголоса, однако Стуконис прекрасно расслышал каждое слово.

«Почему их двое» — подумал он. «И зачем привели меня именно сюда?»

— Щас я ему врежу, — произнес мужчина и блестящее сердечко в его пальцах застыло в неподвижности, а цепочка натянулась. — Одно только твое слово, дорогуша.

Женщина не обращала внимания на его запальчивость — возможно, не могла ни на что решиться. Стуконис почуял, что атмосфера становится весьма напряженной, но не сделал ни единого примирительного жеста.

— Ну, дай я только разик вмажу! — предложил мужчина, и Стуконису показалось, что женщина недовольно поморщилась.

— Почему вы хотите увидеться с Канабаем? — спросила она.

— По делу, — коротко ответил Стуконис.

Женщина с интересом посмотрела на него.

— Ну, это каждый может так сказать, — произнесла она тоном, полным сомнений в том, что такой тип, как Стуконис, может предложить что—нибудь, могущее заинтересовать самого Канабая.

Стуконис утвердительно кивнул.

— Это точно!

Он молчал не преднамеренно — попросту ни один убедительный аргумент не приходил ему в голову.

— Этот тип, похоже, просто вонючка, — с прямотой римлянина заявил мужчина. Он отпустил сердечко, заколыхавшееся на цепочке, извлек из кармана толику порошка и с силой втянул в широкую ноздрю.

— А я три дня назад бросил курить, — ни с того ни с сего ляпнул Стуконис и тут же об этом пожалел.

— Потрясающе! — ледяным тоном отозвалась женщина. — Полагаю, нам все же не стоит вот так сразу беспокоить господина Канабая. Он действительно очень занятый человек. Я постараюсь его заменить. — Она прервалась, ожидая, видимо, реакции Стукониса. — Ну, излагай свое дело, приятель. Кратко, ясно и без выкрутасов.

— Тебе, девонька, я могу в лучшем случае рассказать, у кого яйца больше — у слона или у страуса… — он не закончил своей вычурной сентенции. Не успел. У мужчины была темная кожа, толстые губы и чертовски хорошая реакция. Его рука в перчатке упала на лицо Стукониса как лопата и буквально вбила его голову в плечи. Перчатка же была пропитана каким—то одурманивающим средством, которого Стуконис не знал, но с мгновенным ошеломляющим действием которого тут же ознакомился. В течение секунды он успел потерять сознание, и снова в него придти, но уже в состоянии полного безволия. Кожа лица в месте соприкосновения с перчаткой горела. Женщина за это время успела трансформировать свое одеяние и блестящее сердечко исчезло под блестящей, как кожа змеи, материей. У женщины действительно были очень светлые волосы.

У Стукониса в памяти еще осталось, как они продирались сквозь толпу а потом сели в стратоцикл. Сразу после этого — стратоцикл не успел еще тронуться с места — химия отключила Стукониса от реального мира.

Когда он в полной мере пришел в себя, то обнаружил, что лежат совершенно голый на низком столе с поверхностью из керамики кремового цвета, от которой шло приятное тепло. Знакомая уже женщина, с которой он разговаривал в пассаже, разглядывала его с легким весельем.

— Можете одеваться, — сказала она. — Сеньор Канабай де Саламанка просил передать вам его сожаление и извинения за несколько грубоватое обращение с вами. К несчастью, с тех пор, как один безумец попытался уничтожить сеньора Канабая, подорвав самого себя в присутствии совершенной имитации сеньора, нам пришлось ужесточить меры безопасности. Вы должны нас понять…

Стуконис не вслушивался в ее слова и его особенно не волновали происшедшие с женщиной перемены. Главное, что он попал внутрь. Иногда необходимо позволить обойтись с собой хамовато, чтобы попасть в число друзей дома.

— Кожа на вашем лице будет гореть еще с четверть часа. Потом боль исчезнет без следа и последствий. Вам ведь и так уже лучше, правда?

Он заставил себя кивнуть. Потом осторожно осмотрелся по сторонам. Мужчины, который его ударил, видно не было.