Елизавета Манова - Феномен двойников (сборник)

Хэлан уже не видел стен за багровым туманом. Силы кончились, слишком щедро он растратил себя, а ведь только начало… Нет, я не скисну, все сделаю, сдохну, а сделаю, и никто никогда не узнает… никто. Никогда.

Бестолковыми, вялыми руками он сдирал с себя скафандр, и только какая-то сумасшедшая, нелепая гордость удерживала его на ногах. Продержусь, и никто не узнает. Никто. Никогда.

Они уже были в рубке. Майх молча толкнул Хэлана в кресло, торопливо, почти грубо затянул ремни, рванул рычаг, и кресло повалилось, потащило в свою вязкую мякоть. Сквозь туман в глазах он видел, как Майх торопливо пристегнулся сам, как заметались по пульту его руки.

Тяжелый гул поднялся снизу, все ходило ходуном; это было уже рычание, грохот; Майх что-то крикнул, он не расслышал, хотел переспросить — не успел. Черная мягкая тяжесть легла на грудь, вдавила в кресло, оборвала дыхание.

— Конец, — вяло подумал Хэлан и ушел в темноту.

Только это был совсем не конец, всего лишь передышка, черный просвет в бесконечной трясине часов, когда перегрузки все ломали и ломали его тело, и огромное сердце еле ворочалось в груди; и воздух был твердый, и его нельзя было вдохнуть. А потом пришли тошнотворные часы невесомости и бессилия, и тоска, и одиночество. Да, одиночество, потому что Майха с ним, считай, не было.

Майх работал. Шесть дней в пилотском кресле, почти не отлучаясь. Засыпал на полчасика, если мог себе позволить, а, когда нет, просто глотал таблетки. Он и о Хэлане забывал, так забывал, что вскидывался, когда тот совал ему в руки еду. Вернется на минутку, улыбнется виновато — и опять ушел.

Хэлан уже знал его план. Залезть в астероидный пояс, затеряться, а потом каким-то хитрым зигзагом вывернуть к Фаранелу. Знал — и помалкивал: ничего это ему не говорило. Майху видней. Если честно, просто боялся думать. Изменить ничего не изменишь, значит, терпи.

На седьмой день Майх объяснил, на какие приборы посматривать, в каком случае разбудить и завалился спать.

И тут уже пришло такое одиночество… Хотя нет, не такое. На Тенаре было страшней. Хэлан сидел себе в пилотском кресле, лениво поглядывал на приборы, лениво подумывал о своем, а огромная тишина ватным коконом окружала его. Вязли и таяли в ней какие-то привычные, незамечаемые звуки, по секунде утекало время, и все это было не очень страшно, не страшней, чем любая засада.

А потом все как-то вошло в колею, уложилось в привычный порядок: еда, работа, сон по очереди в крохотной загородке за рубкой — и все это было так, словно они просто движутся из пункта А в пункт Б, словно на Ктене их ждут-не дождутся.

— Майх!

— Да, — отозвался тот из работы.

— Слышишь, Майх, ты вот был на Ктене…

— Ктен? Ну, по кометной идем, должны прорваться.

— А, черт! Что я, об этом? Майх!

Он поднял голову, наконец.

— Да, Хэл?

— Майх, — медленно и раздельно сказал Хэлан, — как по-твоему, что такое Ктен?

— Четвертый из внешних спутников Фаранела. Ктен, Латен, Афар, Гварам. Поперечник — 1100, масса — 1,200 от Сатлирской. А что?

— Я не об этом. Я спрашиваю: что такое Ктен?

— А! Вот ты о чем. Не знаю. Место странное, ты прав. А в чем дело?

— Думать пора. Мы можем добраться до Намрона напрямую?

— Нет. Если честно, не знаю, доберемся ли до Ктена. И так на экономичном иду, видишь, каждый этап по три раза пересчитываю.

— Горючее?

— Да, главным образом. Ничего, Хэл, пробьемся.

— Ну, если пробьемся, давай я тебя поспрашиваю. Значит, ты был на Ктене?

— Да.

— Прямой рейс?

— Нет. Рейс обычный: Авлар — Гават — Гварам.

— А Ктен?

— На Гвараме подвернулся груз. Понимаешь, это ведь идет, как спецрейс, по особому тарифу. Наша компания от таких фрахтов не отказывается!

— А почему именно вы?

— Глупей не нашлось. Рейс для самоубийц. Груза мало, а недогруженный корабль… ну, понимаешь, при неправильной загрузке теряется точность маневра. А навигация там дьявольская… Мы по кометной идем, и то будет трудно. А уж от Гварама…

— Понятно. А груз?

— Обычный. Медикаменты, оборудование, запасные блоки и приборы.

— А оттуда?

— Почти ничего. Малые контейнеры и кассеты. Пленки с приборов, как я понял.

— А почта? Туда, обратно?

— Никакой почты, Хэл. Мне это тоже показалось странным.

— Только это? Помнится, ты говорил, что ждали груз. А груза-то нет? Сколько вы там торчали?

— Четыре дня. Догадываюсь, что ты спросишь. На станцию нас не пустили. По карантину.

— Значит, теперь у них есть врач?

— Не знаю, Хэл. Не уверен.

— А карантин?

— Ну, это как раз нормально. На такие вот маленькие станции нашего брата, жестяночника… ну, не любят пускать.

У ребят ведь всегда кое-что есть, ни один таможенник не отыщет.

— И на «Звезде»?

— Ну-у, у нас поменьше — Лийо в это не марался. Так, по мелочам. Нельзя было пережимать, Хэл. При такой сволочной работе ребятам надо хоть что-то с рейса иметь.

— Предположим. К вам кто-нибудь выбирался?

— Нет. Даже разгружались сами. Выгрузились, Лийо связался со станцией, оттуда пришли и забрали груз.

— И наоборот?

— И наоборот. Понимаешь, Хэл, мы об этом не говорили. Перед рейсом, на Гвараме, у нас была портовая инспекция. Проверяли линии связи. Чтоб ты понял… на наших кораблях связь — это единственное, что всегда в порядке.

— А это тебе странным не показалось?

— Показалось. А еще показалось, что Лийо знает, в чем дело, только не хочет говорить. А ты?

— Догадываюсь.

— Что?

— Думаю, тюрьма. Если б что-то секретное, черта с два вашу жестянку туда бы пустили.

— Думаешь или уверен?

— Пока только думаю, малыш. Вот свалимся мы на Ктен… нам помощь нужна?

— Почти нет. Достаточно, чтоб не мешали.

— Значит, нужна.

Майх усмехнулся.

— Тогда давай думать. Предположим, тюрьма. Вроде, пока сходится… по намекам. А зачем? На Планете тюрем мало?

Нет, брат, хватает. С жильем туго, а тюрем хватает. А тут Ктен. Вези черт-те куда, продукты ему, кислород… Это сколько же стоит человека на такой станции содержать?

— Достаточно дорого.

— Вот видишь. Вроде глупо… а не глупо. Понимаешь, на Планете ведь человека без следа не упрячешь. Хоть на превентивный, а бумага нужна.

— Ну и что?

— Бумага — это след, Майх. Раз бумага — значит, пойдет через бюро регистрации, через картотеку. А это уже вторая бухгалтерия — электронная. Информационная система, понимаешь? Тут уже никакой контроль не поможет… есть такие способы. Кто с информационными сетями работает — как я — везде концы найдет.

— Значит, если человек должен исчезнуть…

— Его просто убивают, Майх.

— А если его нельзя убивать?

— Убивать всех можно. Это не вопрос. Тут по-другому надо: а если его невыгодно убивать?

— Кого и почему?

— Мгм. Вот уже вопрос. Это ты в точку. Кого невыгодно убивать? Кто имеет цену сам по себе. Знает или умеет. Или… погоди, что-то такое… А! Исчезновения. Помнишь, у Раса? Об ученых: «кое-кто исчезает»