Blackfighter - Рассказы

Не гудят. Мой — дальше, дальше, не дотянуться. Не хочу. Так плохо. Хочу, чтобы был рядом. Рядом — нет. Рядом — другой.

Чувствую движение, ловлю его листьями, ветер, свет. Хорошо. Нравится. От другого толчками — что-то плохое. К моему. Другой — глупый, другой не дотянется.

Цветочек он поставил на стол в своем кабинете, и вскоре яркий пучок уродства примелькался и перестал бросаться Смотрителю в глаза. Тем более что в кабинете Смотритель обычно обращал внимание на показания приборов, а не любовался стандартным интерьером.

Через пару недель цветочек вроде бы утратил яркость, зеленое потемнело, красное выцвело, а блестящие выросты на листьях потускнели. Но гидрогоршок не подавал никаких сигналов, значит, все было в порядке. Может быть, цветочек тоже погрузился в спячку, как и весь город.

Смотрителя это интересовало мало.

Смотритель просыпался рано, по звонку будильника — инфразвук не давал ни малейшего шанса поваляться под грудой термоодеял. Выныривая из постели, на цыпочках бежал в душевую кабинку — пять шагов от постели до дверцы. Там долго стоял под упруго бьющими струями горизонтального душа, почти кипятка, пока кабинка не заполнялась паром так, что уже ничего не было видно. Старательно концентрируясь на ощущении тепла во всем теле, возвращался в комнату, натягивал одежду: простое белье, утепленное, термокомбинезон, обычный комбинезон, куртка с капюшоном, маска-шапка, перчатки с подогревом, две пары простых носков, шерстяные, унты. Только после этого он отправлялся в шлюзовую камеру, где температура была переходной, — 40, проводил там положенные по инструкции пятнадцать минут, надевал респиратор и выходил наружу.

Если не было сильного ветра, он брал с собой только палку с острым наконечником.

Если на выходе порыв ветра швырял его спиной об стену, приходилось надевать пояс, шнур от которого вел к блоку. Если бы где-то в переулках ветер все же сбил его с ног, то, нажав кнопку на поясе, можно было вернуться к посту — пусть волоком по земле, но все же вернуться.

Ветер был не всегда — три, четыре дня в неделю. В эти дни Смотритель ограничивался краткими вылазками — электростанция, запасной пост управления, вентиляционный блок, блок подачи питания. В спокойную погоду Смотритель, как требовала инструкция, обходил весь город — короткими перебежками от одной точки до другой.

В городе было тихо — если не считать завывания ветра и барабанной дроби ледяной крошки. Но к этим звукам Смотритель давно привык.

Стою у двери наружу, медлю, как всегда, несколько секунд, выходить не хочется — выходить надо. Решительно жму на кнопку замка, шаг — и я уже на улице, и в лицо вгрызается холод, чувствую его даже через маску.

Врач сказал — следить за сердцем. Вроде бы все в пределах нормы, сказал врач, но надо следить, надо верно распределять нагрузки, не задерживаться снаружи дольше, чем требует инструкция, при первых признаках недомогания возвращаться назад.

Врач сказал — холодный воздух, перепад температур, нервное напряжение. Глупости.

Мне хорошо здесь в одиночестве, и ежедневные прогулки не так тяжелы, как я думал.

Раннее утро. Впереди — огромное мутное зарево рассвета, еле видимое сквозь снежную пелену.

Иду по обычному маршруту, обхожу нужные точки, возвращаюсь назад. Надо будет побродить по сети. В базе данных у Смотрителей — много полезного. Поищу компромат на старшего правоохранителя своего участка, выйдет из анабиоза, попробует придраться ко мне еще раз — найдется, чем ему ответить.

Вспоминаю Аллэ. Она любит, чтобы везде было ее место, ее пространство, даже в вагоне канатки выбирает определенное сиденье и очень обижается, когда его занимает кто-то другой. Теперь она лежит в центре огромного зала, среди тысяч таких же спящих тел, зажатая между стенок капсулы, и жизнь ее зависит от четкой работы автоматических систем — и от меня она зависит тоже. Усмехаюсь — она ненавидит зависимость.

Вот и входная дверь. Набираю код доступа, вхожу, дыхание оседает на металлической обшивке каплями влаги. Говорят, одиночество — страшная вещь, но я не чувствую одиночества — я радуюсь уединению.

Возвращаясь к себе, он проводил в шлюзе положенное время, потом отправлялся в теплую раздевалку, где медленно стягивал с себя громоздкую одежду — это были самые радостные минуты дня. Пусть во всех рабочих помещениях поста было всего лишь +10, по сравнению с -90 снаружи это было раем. Смотритель шел на кухню, щелкал по кнопке кофеварки, делал себе литр кофе сразу, засыпал туда грамм сто сахара, щедро сдабривал напиток коньяком и отправлялся в кабинет, прихватив из спальни недочитанную накануне книгу.

Сидя перед пультом и прихлебывая горячий кофе, он неторопливо читал, потом ставил какую-нибудь музыку и слушал, продолжая читать, потом загружал в компьютер игру, потом рисовал что-нибудь, но редко сохранял рисунки: рисовать он не умел, хотя граф-планшет был хорошим развлечением. Проголодавшись, опять шел на кухню, загружал программу в синтезатор и стоял возле него, все еще читая, дожидался сигнала готовности, доставал поднос с едой, усаживался за столик и с удовольствием ел. Не переставая читать.

Если что-нибудь случалось, автоматика немедленно сообщала об этом на весь пост нестерпимым для слуха визгом. Визг продолжался, пока Смотритель не нажимал кнопку подтверждения получения сообщения. Обычно автоматика сама справлялась с мелкими поломками, но нажимать кнопку было обязательно: Смотритель должен был быть в курсе. Несколько раз ЧП случались посреди ночи, и тогда Смотритель мчался к пульту из спальни, приплясывая на холодном полу, прочитывал строки, тыкал в кнопку, чертыхался и отправлялся обратно, в спасительное тепло одеял.

Когда в шестнадцать лет — после выходных тестов — он узнал, что входит в группу потенциальных смотрителей, он не сильно удивился. Он всегда знал, что может провести один какое-то время. Даже три долгих зимних месяца. Он не особенно нуждался в обществе. Хватало книг и компьютера. Смотритель попросту не умел скучать.

Думаю. Ощущаю. Понимаю. Учусь жить без моего, с другим. Он теперь — мой? Если да, то отчего не прикасается, отчего не бывает близко?

С моим утрачена всякая связь, оборваны даже малые побеги. Мой сделал это сам.

Зачем? Почему? Ему было плохо со мной?

От другого не идет плохой волны, но не идет и хорошего. Пусто. Пытаюсь дотянуться до другого, нет, нельзя, не надо. Пока подожду. Он еще не готов.

С тех пор прошло десять лет, и в этом году жребий выпал на него. Теперь ему, Айвену Росу, «26 стандартных, гражданин города Айсвэй, третье поколение, специальность — теплотехник, холост», предстояло три месяца провести в качестве Смотрителя города. Три месяца, в течение которых прочие граждане города отправлялись в подвальные капсулы анабиоза, пережидать зиму в спячке без сновидений.