Ярослав Смирнов - Цитатник бегемота

— Ну, во-первых, скажи, как тебя звать-величать, а то, знаешь ли, как-то неудобно…

— Иваном меня звать, — подумав, сказал Иван. Красавица кивнула.

— Само собой… А кто же ты будешь… э-э…

— По профессии? — подсказал Иван.

— Да, — снова кивнула красавица.

— Солдат, — кратко ответил Иван.

— Ой, как здорово! — восхитилась красавица. — Неужто гусар?!

— С чего ты взяла? — поразился Иван.

Красавица потупила взор.

— Мне сестрицы рассказывали, — смущенно проговорила она и покраснела.

Иван с нескрываемым интересом посмотрел на зардевшуюся девицу. Ай да баба-яга!..

— Да? — сказал он. — И что же они рассказывали?

Хозяйка покраснела пуще прежнего, прямо заалела.

— Так, — почти прошептала она. — Разное…

Она подняла глаза на Ивана, и в ее взгляде неожиданно отразилась такая безысходная тоска, что Иван даже растерялся.

Вдруг он подумал, что нигде ведь не говорится о, так сказать, амурных похождениях бабы-яги. Похоже, обитательнице дряхлой избушки и потенциально потрясающей красавице личной жизнью жить не положено…

Пока он переваривал свое неожиданное открытие, хозяйка справилась немного со своими чувствами.

— Так кто же ты, если не гусар? — почти весело сказала она. — Пушкарь? Рейтар?

Иван помолчал, потом нехотя ответил:

— Спецподразделение… Главразведупра.

— Чего-чего?.. — ошеломленно переспросила хозяйка.

— Спецназ, говорю!..

— Первый раз слышу, — немного растерянно сказала красавица. — А это как — лучше, чем гусары?

Иван хмыкнул.

— Не знаю, как лучше, — сказал он, — но круче — это точно.

Она посмотрела непонимающе, но промолчала. Молчал и Иван, взяв со стола бокал и мрачно глядя в него: как-то неприятно вдруг показалось вмешивать реалии заданий и спецзаданий в сказку.

Он тряхнул головой. В самом деле: с какой это стати? У него есть дорога, и он идет по ней. Солдат — он и есть солдат.

— Ладно, — заговорила красавица. — А чего же тебе, Иван-солдат, в наших краях надобно? Как говорится — дело пытаешь аль от дела летаешь?

— Ищу я талисман заветный, — буркнул Иван. — А попутно всяких гадов истребляю. Ползающих там, плавающих, двуногих, шестиногих — мне все равно.

— А, — с интересом сказала хозяйка. — Так это ты бегемота огнедышащего одолел?

— Я, — неприветливо буркнул Иван и вдруг спохватился: — Елки-палки! Языки!.. Неужто опять потерял?..

Он принялся лихорадочно ощупывать карманы и пояс. Точно — нету ни сумки, ни языков!..

Ему захотелось выругаться от всей своей широкой души.

— Не волнуйся. — Хозяйка успокаивающе подняла ладонь. — Найдутся твои языки. Всему свое время.

— Как же, — зло сказал Иван. — Я о них и помнить-то не помню, забываю постоянно… Постой-ка, — покосился он на хозяйку с подозрением, — а ты откуда знаешь?

— О чем? — удивилась красавица.

— О бегемоте, о языках…

— Ах, об этом. — Она снисходительно улыбнулась. — Слухами земля полнится. Теперь я, кстати, представляю примерно, кто ты такой и чего тебе надобно.

— Да? — саркастически произнес Иван. — Тогда, наверное, сейчас мне что-то рассказывать будешь и предупреждать о чем-то?

— Нет, — спокойно ответила она. — Рассказывать и предупреждать не буду, не мое это дело… в данный момент. Но вот кое-что, что тебе весьма пригодится, я тебе на дорогу дам. Попозже.

— Когда попозже?

— Не спеши. А теперь надобно тебе в баньку…

Иван поразмыслил.

— Пожалуй, — согласился он и потянулся к хрустальному кувшину с искристой влагой. — Хорошее у тебя вино, ничего не скажешь…

— Постой, — сказала она. — Попробуй красного.

Иван удивился. Он готов был поклясться, что тяжелого темного кувшина с непонятным золотым вензелем только что на столе не было.

Он посмотрел на хозяйку. Она наливала себе полный бокал из точно такого же кувшина.

Иван помедлил, взял кувшин и налил себе. Вино было густое, тягучее, темно-красного, почти черного цвета, не лишенного загадочной приятности. Ивану показалось, что над полным бокалом поднялся легкий дымок.

Он поднял бокал, посмотрел на хозяйку — она уже поднесла свой к губам — и выпил вино.

Оно оказалось необычного сладко-соленого вкуса, теплое, почти горячее. Иван почувствовал, как огненная жидкость проникает в каждую клеточку его тела, становясь все горячее и горячее, заставляя пузыриться его кровь и лопаться кожу. Жар внутри становился нестерпимым: тело отказывалось повиноваться, кости стали хрупкими, а мышцы одеревенели.

— Что… — прохрипел он из последних сил и умолк: челюсти свело судорогой, язык высох. Глаза готовы были вылезти из орбит: он не мог даже прикрыть веки и только с удивлением смотрел на хозяйку.

— Ничего страшного, — спокойно сказала она, допила свое вино и встала. — Вполне обычная процедура. Так надо

Иван ощутил, как нестерпимый жар стал стихать. Тело успокоилось, никакой боли он не чувствовал, однако по-прежнему, несмотря на все свои усилия, не мог пошевелиться Голова же оставалась удивительно ясной: более того, он стал как-то лучше видеть, в мире появились новые краски, и он обрел четкость и объемность.

Иван почему-то не дышал, однако чувствовал, как на него обрушилась целая лавина незнакомых пугающих запахов.

— Успокоился? — ласково сказала хозяйка. — А теперь иди ко мне. Банька тебя уже ждет.

Почти испугавшись, он почувствовал, как, помимо своей воли, встает и идет, равномерно переставляя ноги, к хозяйке. Подойдя к ней, он замер.

Ласково улыбаясь, она смотрела ему в глаза. Он чувствовал, что его сознание словно отделяется от тела, взлетая невесомо куда-то вверх, в то же самое время оставаясь внизу, на своем месте.

— Не бойся, — сказала хозяйка, и болотная непроглядная зелень ее глаз затянула властно. — Полезай в печь.

Тело Ивана без желания хозяина подошло, неловко переступая негнущимися ногами, к печи, одеревеневшими руками отодвинуло заслонку, залезло вовнутрь, поставило заслонку на место и удобно улеглось.

В печи было удивительно просторно. Иван потерял ориентацию и теперь не понимал, где явь, а где наваждение: привычная система определения отношений с миром, пусть даже и нереальным, отказалась работать, и никакие знаки не желали быть узнаваемыми. Иван лишь пытался спокойно наблюдать.

Он увидел, как его тело горит, деловито потрескивая: боль тут же появилась и стала невыносимой. Булькала, закипая, кровь, с треском вспыхнули волосы, зашипело поджариваемое мясо; съеживалась обугленная кожа, вот уже и лопнули глаза, но Иван продолжал видеть: он наблюдал, как баба-яга, снова превратившись в безобразную старуху, притащила скрученного веревками голого двойника Ивана и бросила его в большое чугунное корыто. Откуда-то налетело воронье и стало яростно клевать связанное тело, только кровь брызнула во все стороны. Баба-яга в это время кружилась, приплясывая и завывая, вокруг корыта. Потом воронье пропало' появились громадные волки, которые, свирепо рыча, стали грызть изуродованного двойника.