Роберт Хайнлайн - Иноздесь

И он мягко подтолкнул его к дверям.

После нескольких стаканов пива и пары сигарет Дженкинс малость успокоился, и профессор завел разговор.

— Как получилось, что вы записались на этот курс, Говард?

— Только на нем я мог заниматься вместе с Эстеллой.

— Так я и думал. Но позволил вам остаться — из собственных соображений. Я знал, что вас нисколько не интересует теоретическая философия, но решил, что ваш твердолобый материализм послужит неплохим противоядием разным диким измышлениям, которые нередко возникают на такого рода занятиях. И вы мне помогли. Возьмем к примеру, Элен Фишер. Она склонна делать блестящие выводы из минимального количества данных. А вы заставляли ее спуститься с небес на землю.

— Честно говоря, доктор Фрост, я никогда не видел смысла во всех этих заумных рассуждениях; я предпочитаю иметь дело с фактами.

— Вы, инженеры, ничем не лучше метафизиков — вы игнорируете любые факты, которые не можете разложить по полочкам. Если вы не можете попробовать его на зуб — его для вас не существует. Вы верите в механистическую, детерминированную вселенную, и начисто отрицаете за человеком право на сознание, волю и свободу выбора — те факты, с которыми вы только что столкнулись.

— Все это может быть объяснено на уровне рефлексов.

Профессор развел руками.

— Вот сейчас вы заговорили, как Марта Росс — она способна объяснить все, что угодно с позиций библейского фундаментализма. Почему бы вам обоим не согласиться, что существуют явления, которых вы не понимаете? — он замолчал и наклонил голову. — Вы ничего не слышали?

— Кажется, да.

— Давайте, проверим. Рановато, но, возможно, кто-то вернулся.

Они поспешили в кабинет — и стали свидетелями невероятного, наводящего суеверный ужас зрелища.

В воздухе, возле камина, парила фигура в белом, окруженная мягким перламутровым сиянием. Пока они в растерянности застыли в дверях, фигура повернулась к ним лицом, и они увидели, что лицо у нее — Марты Росс, просветленное и нечеловечески величавое. Раздался голос:

— Мир вам, братья.

Волна кротости и вселенской любви обволокла их как материнское благословение. Фигура приблизилась — и они узрели, что от плеч ее ниспадают огромные белые крылья хрестоматийного ангела. Фрост выругался, но еле слышно и как-то вяло.

— Не страшитесь. Я вернулась, как вы просили. Дабы просветить и помочь.

Голос доктора окреп:

— Вы Марта Росс?

— Я отвечаю на это имя.

— Что случилось после того, как вы надели наушники?

— Ничего. Какое-то время я спала. А потом проснулась и отправилась домой.

— И ничего больше? Тогда как вы объясните свой внешний вид?

— Я выгляжу так, как вы, сыны человеческие, представляете себе Слуг Господних. Какое-то время я служила в миссии в Южной Америке и там пришлось расстаться со смертной жизнью во славу Божию. Так я вступила в Вечный Город.

— Вы попали в Рай?

— Вот уже который век я сижу у подножия Золотого Трона и пою осанну в Его честь.

Дженкинс не выдержал:

— Марта… ах, Святая Марта… скажи: где Эстелла? Ты ее видела?

Фигура неспешно повернулась, глянула на него:

— Не надо страха.

— Да скажи же, где она!

— В том нет нужды.

— Никакой пользы, — с горечью пробормотал он.

— Я помогу. Внемлите же: Любите Господа нашего всем сердцем, и любите ближнего своего как самого себя. И это все, что вам надобно знать.

Говард промолчал, потому что не знал, что ответить, но он был явно не удовлетворен. Фигура же продолжила:

— Мне пора. Да благословит вас Господь.

Она сверкнула и исчезла.

Профессор коснулся руки молодого человека.

— Пойдемте подышим свежим воздухом.

Он вывел покорного и молчаливого Дженкинса в сад. Какое-то время они молча прогуливались. Наконец Говард осмелился на вопрос:

— Мы что, в самом деле видели ангела?

— Полагаю что так, сынок.

— Но это же безумие!

— Миллионы людей не согласились бы с этим — событие невероятное, но никак не безумное.

— Но это же противоречит всем современным воззрениям… Рай… Ад… Господь собственной персоной… Воскрешение… Или все, во что я верил ложь, или я тронулся рассудком.

— Не обязательно — и даже маловероятно. Я весьма сомневаюсь, что вы когда-нибудь узрите Ад либо Рай. Вы будете следовать по тому временному пути, который соответствует вашей натуре.

— Но она выглядела РЕАЛЬНОЙ.

— Она и БЫЛА реальной. Я полагаю, что загробная жизнь реальна для всех, кто верит в нее всем сердцем, как, должно быть, Марта, но, думаю, вы будете подчиняться законам, совместимым с вашими взглядами агностика — за исключением одного нюанса; когда вы умрете — вы вовсе не умрете, и не важно, как бы убежденно вы не настаивали на этом. ДЛЯ ЛЮБОГО ЧЕЛОВЕКА ЭМОЦИОНАЛЬНО НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРИТЬ В СОБСТВЕННУЮ СМЕРТЬ. Такого рода самоуничтожение неосуществимо. Вы тоже окажетесь в загробном мире, но в таком, который подходит материалистам.

Но Говард не слушал. Он пощипывал верхнюю губу и хмурился.

— Послушайте, док, почему Марта не захотела сказать, что случилось с Эстеллой? Это довольно-таки некрасиво с ее стороны.

— Я сомневаюсь, чтобы она знала, мальчик мой. Марта отправилась по пути, который немногим отличается от нашего; Эстелла же решила исследовать не то далекое прошлое, не то будущее. С практической точки зрения друг для друга их не существовало.

Неожиданно в доме раздалось чистое контральто:

— Доктор! Доктор Фрост!

Дженкинс резко обернулся.

— Это Эстелла!

И помчался к дому, доктор с трудом поспевал за ним.

Но это была не Эстелла. В холле стояла Элен Фишер: свитер в грязи и разорван, чулки исчезли, щеку украшал еще не заживший шрам. Фрост остановился, внимательно оглядел ее.

— С тобой все в порядке, детка? — поинтересовался он.

Она по-мальчишечьи ухмыльнулась.

— В лучшем виде. Видели бы вы того парня.

— Ну-ка, рассказывай.

— Чуть погодя. Не уделите ли чашечку кофе блудной дочери? И я бы не стала воротить нос от яичницы и парочки, нет, дюжины тостов. Там, где я побывала, есть приходилось довольно-таки нерегулярно.

— Да-да, конечно, сейчас, — согласился Фрост. — Но где же вас все-таки носило?

— Да дайте же девице перекусить сначала, — взмолилась она. — От вас я ничего не скрою. Да, чем это Говард такой недовольный?

Профессор шепотом объяснил положение дел. Девушка сочувственно поглядела на Дженкинса.

— Ах, так ее еще нет? А я-то думала, что вернусь последней; меня так долго не было. Кстати, какой сегодня день?

Фрост посмотрел на часы.

— Вы вернулись как раз во-время: сейчас около одиннадцати.

— Какого черта! Ах, простите, доктор. «Все страньше и страньше», как сказала бы Алиса. И все это — за пару часов. Так вот, чтоб вы знали, меня не было по крайней мере несколько недель.