Теодор Старджон - Рассказы-2

Над участком поверхности, где было отмечено наличие обоих изотопов, корабль, окутанный светообразующим силовым полем, пошел на снижение, и тогда экран телескопа открыл Беллу то, ради чего космонавт и покинул Артну. Огромное поле сплошь было покрыто мхами, наполовину засыпанными мельчайшими спорами. Огромная разрешающая способность телескопа позволяла Беллу воочию наблюдать за тем, как эти мхи поглощают редкостные изотопы и усваивают их, одновременно выделяя из себя все примеси, в том числе и уран-235. Все жизненные процессы этих растений шли поразительно быстро. Когда мох истощал имеющиеся вокруг запасы урана, он разбрасывал споры и умирал. Горячий ветер разносил споры по планете, и уран притягивал их к полурасплавленной поверхности в местах своего залегания. Там немедленно вырастал новый мох, и все процессы повторялись вновь.

Корабль еще приблизился к поверхности планеты, и при помощи трубки из берилстали и насоса небольшой мощности Белл получил в свое распоряжение образчики спор. Простейшие эксперименты убедили его, что он отыскал сокровище. Было очевидно, что споры могли сохраняться жизнеспособными без всякого питания неопределенно долгое время. Прорастали они при любой температуре. Присутствие урана было единственным условием, необходимым для появления чудо-мха.

Придя к этим выводам, счастливый Белл Белью вошел в гиперпространство и полетел на Артну.

Исследования внутренней планеты и опыты со спорами мха заняли несколько больше времени, чем Белл предполагал, так что он оказался над крышей артнейского уранового завода лишь через семьдесят часов после расставания со Слимми. С тревогой посмотрел он туда, где оставил товарища и его пьяных подопечных. Ничего, только голый песок.

Нахмурившись, Белл включил телескоп и стал вглядываться в поверхность планеты. Все признаки указывали на некоторую потасовку. Белл хорошо знал своего друга и мог предположить, что стычка была весьма серьезной, несмотря на то что любой марсианин втрое сильнее человека с Земли.

Совершив посадку, Белл поспешно выбрался наружу и побежал к месту стоянки марсианского корабля.

При его приближении входная дверь открылась, и показался Наш Парень. По нему было видно, что он страдает от изрядного похмелья.

— Что тебе нужно?

— Мне нужен Слимми. Что вы с ним сделали?

— Мы вернем тебе твоего спутника, если ты отдашь нам то, что привез.

— Вы убили его!

Наш Парень сделал шаг в сторону.

— Войди и убедись.

Белл решительно вошел в корабль. Слимми в самом деле оказался там, и у него был покорный вид, так как его крепко держали железные руки Гулливера и Лилипута.

— Привет, — сказал он.

— Слимми! Что случилось?

— Вспомни, что было с тобой в Цинциннати, у Берта.

Белл вспомнил. Вообще-то гордиться в той истории ему было нечем. Он попытался перепить на спор шестерых рабочих борных шахт. После того случая он уже не забудет, что в определенных дозах алкоголь из источника высоких жизненных радостей превращается в самое натуральное рвотное.

— А при чем здесь…

— Они меня надули. Часов восемь после твоего вылета они пытались сопротивляться, и я поил их насильно, а потом на них как будто напала жадность, и они стали пить беспрерывно. А потом им стало плохо. По-настоящему плохо. И они стали трезветь. Я усиленно поил их, а из них все выливалось, галлон за галлоном. Не знаю, как они вызывали рвоту, но факт остается фактом: у меня закончилась кола. Надо было их сразу убить.

— Успеем, — мрачно сказал Белл. — Ладно, ребята, отпускайте его.

Он спокойно сунул руку в карман и извлек небольшой темный пистолет. Марсиане вздрогнули.

— Откуда это? — спросил Гулливер. — Вы обещали, что позволите нам уничтожить все оружие, что было у вас на борту. Все наше оружие уничтожено. Что же это такое?

И снова Белл пожалел о том, что голоса марсиан лишены интонации. Сейчас ему до смерти хотелось, чтобы самый высокий из его врагов злился и брызгал слюной.

— Это именно то, — проговорил Белл, посторонившись, чтобы дать возможность освобожденному Слимми выйти из корабля, — что мы на Земле называем тузом в рукаве. В общем, приятно было с вами познакомиться.

Уверенно держа марсиан под прицелом, он покинул корабль.

Когда космический корабль землян уже удалялся от поверхности Артны, Слимми оторвал взгляд от приборной доски и улыбнулся.

— Знаешь, Белл, нехорошую ты с ними шутку сыграл, но я все-таки рад, что пистолетик ты придержал.

Белл с ухмылкой встал, взял в руки пистолет и подошел с ним к люку для отходов.

— Ну-ка возьми чуть левее, — распорядился он. — Ты меня не совсем понял, малыш. — Он опустил пистолет в люк и нажатием кнопки открыл клапан. — Мы сдержали свое слово и уничтожили все оружие, приносящее смерть. Этот пистолет — не оружие. Это наша с тобой любимая игрушка, наш водяной пистолет, и я рад подарить его нашим новым друзьям.

А в это время пистолет уже упал на поверхность Артна рядом с марсианским кораблем, и три долговязые фигуры склонились над ним. Они, наверное, не ожидали душа из мыльной пены.

Я вообще-то по пустякам не люблю нервничать. Небольшой беспорядок в моей двухкомнатной квартире в Вестсайде меня обычно не беспокоит. В принципе достаточно открыть дверь, ногой вытолкать более или менее крупный мусор в общий коридор, и дело с концом. Но сегодня придется прибраться. Придет Мира, и незачем ей видеть, что у меня здесь творится.

Ей-то по большому счету беспорядок до лампочки. Она уже достаточно знает мой характер. Но сегодня у меня многовато довольно… необычного мусора.

Я тщательно подмел пол, заглядывая во все углы, так как мне не хотелось, чтобы что-нибудь эдакое вдруг вылетело на середину комнаты из-за случайного сквозняка. Не стоит расстраивать Миру. Признаться, меня подмывало кое-что оставить на видном месте. Мира так гордилась своей железной выдержкой, что мне, наверное, доставило бы удовольствие услышать, как она завизжит.

Однако я отогнал от себя эту недостойную мысль. Мира прекрасно ко мне относилась, и я даже иногда задавался вопросом: отчего я испытываю к ней такую симпатию, тогда как она явно не принадлежит к моему типу женщин.

Итак, я даже заполз под кровать и выволок оттуда свои домашние туфли. Мои ноги по-прежнему были там. Левую туфлю я поставил на каминную полку, а правую отнес в другую комнату, присел на стул и принялся выковыривать из нее ступню. Туфли у меня своеобразные: левая значительно больше правой. Наконец я вытащил ступню; к этому времени я уже ругался вслух. Кожа шуршала в руках. Я скомкал ее и швырнул в мусорное ведро. Так, теперь надо оглядеться. Ага, на ручке ящика стола висит моя рука. Я отодрал ее и выкинул ко всем чертям. С какой стати, спрашивается, Мира дала телеграмму, а не позвонила, как все нормальные люди? А теперь от нее не отделаешься. Свалится как снег на голову. А мне, собственно говоря, несколько не до нее…