Теодор Старджон - Рассказы-2

Он закрыл глаза. А когда открыл, трубного голоса уже не было, он говорил прежним дружеским тоном.

— Вы и я, мы покажем им, как это сделать, а, парень? Я наклонился вперед, чтоб разглядеть верхушку сверкающей иглы нашего корабля.

— У меня работа, и мне она нравится. Но… мой контракт истекает через четыре месяца.

Машина въехала на территорию космопорта и захрустела колесами по шлаку.

— Думаю, я могу положиться на вас, — проникновенно сказал мистер Костелло и засмеялся. — Помните ту маленькую шутку, интендант?

Он щелкнул выключателем и неожиданно кабину заполнил мой голос:

— Я беру взятки с пассажиров.

— А, это, — сказал я и даже выпустил одно «ха» из длинного «ха-ха-ха», пока до меня не дошло, к чему он клонит. — Мистер Костелло, вы ведь не используете это против меня?

— А что я буду иметь за это? — удивленно спросил он. Мы подъехали к кораблю. Мистер Костелло вышел вместе со мной, протянул мне руку. Она была теплой и дружественной.

— Если переменишь мнение об интендантской службе, когда истечет твой контракт, сынок, позвони мне по полевому телефону. Тебя сразу же соединят со мной. Думай об этом. Думай до возвращения на Боринкуин. Вот твой срок.

Он пожал мне руку так сильно, что я сморщился.

— Ты ведь не собираешься думать дольше, верно, мой мальчик?

— Пожалуй, нет, — ответил я. Он сел на переднее сиденье, рядом с шофером, и уехал. А я стоял, глядя ему вслед, и когда машина превратилась в темное пятнышко, более-менее пришел в себя. Я стоял в одиночествеу пусковой установки и чувствовал себя совершенно беспомощным. Я повернулся и побежал в тамбур, спеша оказаться поближе к людям. В этом рейсе мы везли сумасшедшего. Его звали Хайнес. Он был консулом Объединенной Земли на Боринкуине и возвращался домой для отчета. Первоначально у него не было трудностей, поскольку дипломатические паспорта обрабатываются быстро. На пятую вахту со времени старта с Боринкуина он постучал в мою дверь. Одиночество угнетало меня, и я был рад его обществу.

Но он не был хорошим собеседником, он был ненормальным. В первый раз он ввалился в мою каюту и сказал:

— Надеюсь, вы не против, интендант. Если я не расскажу об этом кому-нибудь, я сойду с ума.

Он сел на край моей койки, опустил голову на руки, долго раскачивался из стороны в сторону, а потом извинился и вышел. Сумасшедший, уверяю вас.

Но вскоре он пришел опять. Я думаю, вы никогда не слышали подобного бреда.

— Знаете вы, что случилось на Боринкуине? — допытывался он. В ответе он не нуждался. У него был свой ответ. — Я расскажу вам, в чем дело. На Боринкуине все сошли с ума.

Я взялся за работу, хотя в космосе ее было не так уж много, но Хайнес не мог выкинуть Боринкуин из головы. Он говорил:

— Вы не поверите, если сами не видели этого, — говорил он. — Первый маленький клин был загнан именно в то место, где еще могла быть рознь — между горожанами и трапперами. Между ними никогда не было конфликтов, никогда! И вдруг трапперы оказались опасными. Как это случилось? Почему? Бог его знает! Сначала смехотворные попытки доказать, что они-де оказывают на город нездоровое влияние. Смех, да и только! Как прикажете понимать такой вздор? Дальше — больше. Вам не требовалось доказывать, что траппер совершил что-то незаконное. Нужно было только доказать, что он траппер. Этого было достаточно! А потом… как можно было предусмотреть подобное сумасшествие?! — пронзительно кричал он. — Начали хватать каждого, кто хотел быть самостоятельным, их приравнивали к трапперам. Все это случилось так быстро… пока мы спали. Все вдруг начали бояться даже краткого одиночества. Они покинули свои дома и выстроили бараки. Все боялись всех, боялись, боялись… Знаете, что они сделали? Они сожгли картины, все картины на Боринкуине, которые смогли найти. А те немногие, что остались художниками! Я видел их. Они работают вдвоем или втроем одновременно, на одном холсте.

Он плакал. Просто сидел и плакал.

— В магазинах есть продовольствие. Поспели зерновые. Бегают грузовики, летают самолеты, учат школы. Желудки набиты, машины вымыты, люди богатеют. Я знаю человека по имени Костелло, он несколько месяцев как с Земли, а может, около года, так он уже владеет половиной города.

— Я знаю мистера Костелло, — сказал я.

— Знаете? Как так? Я рассказал о нашем рейсе с мистером Костелло. Хайнес отшатнулся от меня: — Так это были вы!

— Кто? — в замешательстве спросил я. — Человек, который свидетельствовал против своего капитана, сверг его, заставил уйти… — Я не делал ничего такого.

— Я консул. Я проводил расследование, парень! Я был там! Запись капитанского голоса, как он грозит команде оружием, если она отвергнет его. Потом ваши показания, заявление, что это голос капитана, что вы присутствовали, когда он говорил это. И заявление третьего помощника о том, что на капитанском мостике все из рук вон плохо. Парень отрицает, но голос-то был его.

— Подождите, подождите, — сказал я. — Я не верю. Должен же быть суд. Суда не было, меня никто никуда не вызывал!

— Суд был, идиот! Но капитан стал бредить о покере без прикупа, о команде, опасающейся, что кок их отравит, о людях, желающих иметь свидетеля при смене вахт. Подобного бреда я никогда не слышал! Капитан неожиданно выложил все это. Он был стар, болен и измучен. Он винил во всем Костелло, а тот уверял, что получил записи от вас.

— Мистер Костелло не мог так поступить! — взъелся я на мистера Хайнеса. Я рассказал ему о мистере Костелло, какой это замечательный человек. Он стал говорить, как мистера Костелло изгнали из Триумвирата за попытку помешать Верховному суду, но это была явная ложь, и я не желал ее слушать. Я рассказал о покере, как мистер Костелло спас нас от жульничества, как он спас нас от отравления, как он обеспечил безопасность корабля. Я помню, как Хайнес смотрел на меня.

— Что случилось с человеком? — шептал он. — Что мы сделали с собой в эти столетия мира, доверия, сотрудничества и бесконфликтности? Здесь человек не доверяет человеку, всей тонкой кожей ждет укуса вампира, везде ждет ненависти и гибели… — Господи! — неожиданно закричал он на меня. — Знаете, что меня поддерживало?

Мысль, что несмотря на весь этот бред, всю эту глупость, идея об едином человечестве была на Боринкуине главным нравственным принципом. Я ненавидел его, но раз это был принцип — уважал. Но этот Костелло, который не играет в карты, но использует ваш страх, чтоб изменить покерные правила, Костелло, который не питается с вами, но заставляет вас бояться отравления; Костелло, который знает о трех столетиях безопасных межзвездных полетов, но заставляет вахтенного офицера сомневаться в самом себе, если нет свидетелей; Костелло, незаметно манипулирующий вами!