Пол Макоули - Дитя реки

— Как раз магистратора я не боюсь, есть кое-кто пострашнее, пробормотал Йама, имея в виду префекта Корина.

Пандарас кивнул:

— Семья может быть хуже любой тюрьмы, уж я-то знаю.

— Видишь ли, на самом деле я просто приехал сюда как раз искать свою семью.

— Я так и думал, что ты не местный. Никто из рожденных в стенах города не стал бы открыто носить такой нож: старинный, да к тому же очень ценный. Могу поспорить, тот мертвец в твоей комнате больше интересовался ножом, чем монетой. Конечно, я всего лишь уличный мальчишка, но я здесь все знаю. Если ты и правда хочешь найти свою семью, то я могу оказать тебе массу услуг в этом деле.

Я с радостью брошу свою работу. Она никогда мне особенно не нравилась, к тому же теперь я становлюсь для нее староват.

Йама подумал, что такое предложение не очень-то отличается от грабежа, но решил заявить, что будет рад иметь его в помощниках.

— Мой хозяин спит, как сытый тюлень, — сказал Пандарас. — Он не проснется, пока ты не приставишь ему нож к горлу.

Пандарас впустил Йаму назад в трактир через заднюю дверь и провел его наверх. Он приложил палец к губам и неслышно поднял щеколду. Нож испускал слабое голубое сияние, и входя в душную комнату, Йама поднял его над головой, как свечу.

Хозяин храпел под смятой простыней на огромной кровати с пологом, которая занимала почти всю комнату.

Другой мебели не было. Йама потряс его и сел. Простыня соскользнула с его голой груди и задержалась на брюхе. Когда Йама поднес кончик ножа к его лицу, трактирщик вдруг улыбнулся и сказал:

— Ну, давай, убей меня. Не убьешь, так я напущу на тебя магистраторов.

— Тогда тебе придется рассказать им, что на одного из постояльцев напали прямо у него в комнате, — заметил Йама. — Кстати, там наверху лежит труп.

Хозяин трактира бросил на Йаму хитрый взгляд. Голубое мерцание ножа мягко отражалось в его круглых черных глазах и отсвечивало на вставших торчком светлых волосах.

— Ну, разумеется, труп, — сказал он, — иначе тебя бы здесь не было. Сиг работал не на меня, ты ничего не докажешь.

— Тогда откуда же ты знаешь его имя?

Хозяин пожал плечами, это выглядело как небольшое землетрясение:

— Сига все знают.

— Значит, все должны знать и про вашу сделку. Отдай мой реал, и я сразу уйду.

— А если не отдам, что ты тогда сделаешь? Если меня убьешь, то тебе самому его не найти. Почему бы нам не выпить по стаканчику бренди и не обсудить все спокойно? Мне бы пригодился такой ловкий малый, как ты.

Есть много способов приумножить твои деньги, и я их почти все знаю.

— Я слышал, ты обманываешь клиентов, — заговорил Йама, — а те, кто обманывает, всегда боятся, что их тоже обманут, я думаю, мою монету ты мог спрятать только в этой комнате, ведь ты никому не доверяешь. И скорее всего под подушкой.

Тут хозяин сделал выпад, и что-то ударилось о нож Йамы. Комната наполнилась ярким светом, а трактирщик громко вскрикнул.

Чуть позже трактирщик бесформенной тушей приткнулся к спинке кровати, избегая встречаться с Йамой взглядом. Рука его сильно кровоточила, он, правда, обернул ее простыней, прежде чем броситься отнимать нож, тем не менее порез был очень глубоким. Но он не думал о ране, как не задумывался и о вопросах, которые задавал Йама. Он, не мигая, вглядывался в нечто, исчезнувшее почти тотчас, как появилось, и только все повторял:

— У него нет глаз. Волосы, как паутина, и нет глаз…

Йама поискал под валиком кровати и под матрацем, а потом вспомнил, как сам прятал карту в своей комнате в замке, и стал рукояткой ножа вскрывать одну за другой доски пола, пока не нашел одну, прибитую совсем слабо, под которой трактирщик спрятал золотой реал. Ему пришлось пригрозить толстяку ножом и возвращением призрака, чтобы тот перевернулся, и Йама смог заткнуть ему рот и связать большие пальцы рук полосой, оторванной от простыни.

— Я только забираю свое, — уходя, сказал Йама. — Не думаю, что тебе причитается что-нибудь за гостеприимство. Тот дурак, которого ты послал меня ограбить, мертв. Радуйся, что сам остался жив.

Пандарас ждал его за воротами.

— Позавтракаем у рыбачьих доков, — сказал он. — Лодки выходят на рыбалку еще до рассвета, поэтому забегаловки там открываются очень рано.

Йама показал Пандарасу золотой реал. Руки его дрожали. Он был абсолютно спокоен, пока искал монету, а сейчас его трясло от нервного возбуждения. Он рассмеялся и сказал:

— У меня нет мелочи, чтобы заплатить за еду.

Пандарас полез под мятую рубашку, вытащил два истертых железных пенни, которые висели на веревочке у него на шее, и подмигнул Йаме:

— Я заплачу, хозяин, а потом ты мне отдашь.

— Только если не будешь называть меня хозяином.

Ты ненамного моложе меня.

— Во многих смыслах я значительно старше, — ответил Пандарас. — Ты уж прости меня, но вполне очевидно, что ты благородного происхождения. Такие люди живут дольше, чем другие; условно говоря, у тебя еще молоко на губах не обсохло. — Он внимательно посмотрел на Йаму. — Твою расу я не знаю, но ведь в низовьях реки полно странных людей, и еще больше на улицах Иза. Говорят, здесь можно найти все что угодно, но проживи ты хоть тысячу лет, всего тебе не увидеть, а если и увидишь, то к этому времени столько изменится, что можно начинать изучать все сначала.

Йама улыбался, слушая болтовню спутника.

— Я пришел сюда, чтобы узнать правду о своей расе, и к счастью, я знаю, где искать, — сказал он.

К реке они спускались по таким узким и крутым улочкам, что они скорее напоминали лестницу с пологими ступенями, а каждый дом по обеим сторонам словно стоял на плечах своего соседа. Йама рассказывал Пандарасу о некоторых обстоятельствах своего рождения, о том, что, по его мнению, узнал доктор Дисмас, и о своем путешествии в Из.

— Я знаю Департамент Аптекарей и Хирургов, — сказал Пандарас. — Не очень-то внушительное здание, скорее позднейшая пристройка к Дворцу Человеческой Памяти.

— Значит, придется все-таки туда сходить, — мрачно проговорил Йама, — а я-то думал, что обойдусь без этого.

— Место, куда тебе надо попасть, на крыше, — стал объяснять Пандарас. Ты можешь и не заходить внутрь, если это тебя так беспокоит.

Когда Йама и Пандарас вышли наконец к широкой дороге вдоль старой береговой линии, небо уже начинало светлеть. Мимо проковыляла цепочка верблюдов, груженных тюками тканей, ее погонял заспанный мальчишка. Торговцы открывали ставни своих лавок, разжигали огонь в очагах открытых кухонь. Лачуги на сваях занимали все пространство заболоченного берега, мимо них, прямо к урезу воды тянулся длинный пирс, на котором рыбари свертывали бухты канатов, снимали развешанные для просушки сети, тщательно укладывая их особым манером.