Пол Макоули - Корабль Древних

Меча с ней не было, она засунула большие пальцы за пояс своей кожаной юбочки и мрачным взглядом провожала каждого прохожего.

— Я знаю это место, — вставил Элифас, — и надеюсь, что смогу помочь. Однако, боюсь, префект Корин вовсе не собирается вести беседу. Здесь, на набережной, столько развлечений, позволь, я покажу их тебе. Забудь обо всем на несколько часов, а потом нас здесь уже не будет.

— Несколько дней назад ты сам хотел, чтобы я его убил, — сказал Йама. Если не хочешь встречаться с префектом Кориным, то возвращайся на корабль. Я не стану тебя винить.

— Все-таки надо напасть первыми, — вмешалась Тамора. — И начать можно прямо с мамаши Драконихи. Наверняка она в сговоре с префектом Кориным.

— Ее здесь хорошо знают, — вставил Элифас, — но, конечно, с другой стороны.

— Икшель Лорквиталь объяснила мне, — сообщил Йама, — что мамаша Дракониха потеряет лицензию, если выяснится, что кто-то из ее посетителей пришел с оружием. Так что мы поговорим и все.

Тамора провела рукой по своей исчерченной шрамами голове.

— Я с ним не просто поговорю, — заявила она, — если он на меня только косо посмотрит. Он или любой другой.

Внутри, в длинном зале, плавали летающие диски, с которых тянулось вниз зеленое растительное изобилие. Мужчины и женщины толпились вокруг столов, где играли в кости. Большинство игроков были в военной форме. Гул их голосов, выкрикивающих ставки и молитвы, смешивался с жалобной музыкой кукольного театра теней, который разыгрывал представление на экране прямо над головами игроков. Еще дальше толпа окружила борцовский ринг, зрители разместились и на ступенях, поднимающихся амфитеатром с обеих сторон.

По центральному проходу, приветствуя Йаму, шла сама мамаша Дракониха. Она была очень высокой и хрупкой, облегающее красное платье трепетало на ней, как пламя. Позади нее бесстрастно шествовали два кряжистых охранника в черном одеянии. Они принадлежали к той же расе, что и Тамора. Тамора бросила на них вызывающий взгляд, они ответили тем же.

— Добро пожаловать, Йамаманама, — сказала мамаша Дракониха, кланяясь так низко, что ее маленькое узкое личико оказалось рядом с головой Йамы. Дыхание ее благоухало медом и корицей. Она сунула стопку игральных фишек в ладонь Йаме. Ее длинные ногти горели кроваво-красным лаком.

— Пусть твоя удача умножит этот скромный дар, — сказала она.

— Где он?

Огромные зеленые глаза мамаши Драконихи со щелками зрачков не имели век, на мгновение их затянуло мембраной, потом она проговорила:

— Ты и правда действуешь прямо и без обиняков. Он так и сказал. Интересно, это бравада или неведение? Он скоро придет, а пока развлекайтесь. У нас сегодня будет несколько пар равных соперников, — тут она понизила голос, — но если бы я делала ставку в следующем поединке, я предпочла бы более мелкую тварь.

— Спасибо за совет, — отозвался Йама.

— Сегодня здесь не будет драки, — заявила мамаша Дракониха, в упор глядя на Тамору, — только на арене.

— Думаю, за риск тебе хорошо заплатили, — заметил Йама.

— Не так много, чтобы я могла рискнуть потерять лицензию. Мне обещали, что ни одна из сторон не перейдет допустимых границ.

Мамаша Дракониха величественно удалилась в сопровождении телохранителей. Посмотрев ей в след, Тамора бросила:

— Они могли захватить нас прямо сейчас, и никто бы не пикнул.

Йама указал ей на маленькую машину, которая кружилась над одним из игральных столов.

— У магистраторов повсюду есть глаза. А что происходит на арене?

— Там дерутся до смерти, — объяснил Элифас. — Это гнусное место. Мамаша Дракониха — последняя из подобных ей, она старше всех в Гонде. Приличными делами она не занимается. Наверное, Тамора права, нам следовало самим выбрать место встречи, а здесь мы отдаемся на милость врага.

— Мне надоело убегать, — устало произнес Йама.

Он прошел сквозь толпу, облепившую овальную борцовскую арену, и поднялся по широким ступеням на самый верх. Арена была заполнена водой и освещена мощными лампами. Мужчины и женщины перегибались через ограждение, наблюдая, как два обнаженных раба длинными граблями вылавливают из воды какие-то ошметки. Мягко прозвучал гонг, рабы отложили грабли и стали спускать на пружинах две штанги с натянутой на них сеткой, которая разделила залитую водой арену на две части. Появился маленький старичок с такой длинной бородой, что ему приходилось ее забрасывать на плечи. Он уселся в кресло в форме корзины и стал яростно крутить рычаги системы канатов и блоков, пока не установил свое сиденье над поверхностью воды.

— Их содержат в тепле, — объяснил Элифас, — делают специальные инъекции, так что они всегда готовы драться.

Снова ударил гонг, медь загудела мягко и глубоко, как последний вздох умирающего. С обеих сторон арены вскипела вода, и на свет вынырнули две лоснящиеся тени. По толпе зрителей прошла волна возбуждения. Кругом заключали пари.

У Йамы перехватило дыхание. В воде плавали котики. К их плавникам были пристегнуты стальные шпоры, а к хвостам — цепи с колючками. Один сразу помчался к сетке, но тут брызнул фонтан крупных голубых искр, и он отпрянул, выпустив облако маслянистого пара. Другой оставался в центре своей половины и нервно бил хвостом.

Старик прокричал что-то вроде «бойцы готовы» и «делайте ваши ставки». Усиленный микрофоном голос эхом отдавался от высоких потолков. В толпе снова засуетились, заключая последние пари. Гонг прозвучал в третий раз, штанги на пружинах скользнули на прежнее место, сеть поднялась, вода забурлила. Оба котика рванулись на середину, закружились, отпрянули назад, снова сцепились.

Вода выплескивалась через борт и стекала в специальные щели. Зрители визжали, топали, свистели. Раны на брюхе у обоих котиков кровоточили. Струи крови казались черными в изумрудном сиянии ярко освещенной воды. С секунду они кружили голова к голове, потом схватились, и тут один вдруг оказался сверху. Он лупил противника по бокам хвостовой цепью, зубами впивался в спину, отрывая большие куски плоти и обнажая хребет, который переломился от яростного удара головой. Наконец он скользнул прочь, выдыхая клубы черного пара через носовые щели и издавая хриплый трубный звук. А труп перевернулся брюхом вверх и потонул в облаке собственной крови. Старик над ареной пропел список номеров и зрители завозились, обмениваясь фишками. Вышли рабы с электрическими шестами, оттащили победителя от трупа и загнали его в один из туннелей.

Йама чувствовал дурноту и странное возбуждение. Зрелище было ужасным и отвратительным, и все же бешеная ярость этих животных, пусть созданная гормонами, имела какую-то дикую красоту.

Элифас, заметив отвращение на лице Йамы, сказал: