Пол Макоули - Звездный оракул

— Значит, здесь распоряжается Пирра, так? А я-то считал, что в городе заправляет Департамент Туземных Проблем.

— Армия, что ли? — Губы бандита затряслись — он смеялся. — Вы что, недавно у нас? — спросил он. — Армии нет дела до улиц, они там думают только о войне. Мы к ним не лезем, и они нас не трогают. Хотите бесплатный совет? Мы — не то что армия. У нас порядок. Те, кто не хочет жить по-нашему, убираются. Ты ловко управляешься с ножичком, но ведь в следующий раз мы можем прийти с пистолетом.

— Пожалуй, мне надо поговорить с этим твоим Пиррой.

Могу порассказать ему много полезного. — Пандарас дал знак, и Тибор отпустил пленника.

— Если Пирра захочет с тобой поговорить, она сама за вами пошлет. Но лучше помолись, чтобы она не захотела. — Бандит поправил свои спиралеобразные лохмотья, сплюнул в третий раз и пошел прочь.

Несмотря на эту угрозу, Пандарас и Тибор продолжали каждый вечер обходить близлежащие кафе, и никто их не беспокоил, однако Пандарас понимал, что рано или поздно будет продолжение. Такой уж порядок. Надо только опередить события, обдумать свои действия и не зевать.

Пандарас успел подружиться с дедом из семьи рикш. Мемос, внушительный старикан, проводил свои дни на одном из самых многолюдных перекрестков города. Он занимался тем, что надувал шины рикш и велосипедов, получая по копейке за шину. Такая работа требовала много сил, и по вечерам Пандарас массировал старику ноющие плечи гвоздичным маслом и слушал сплетни, которые тот приносил от рикш, знавших все, что делается в городе.

Семья Мемоса принадлежала к одной из трех рас, населявших Офир до войны. Внешностью они напоминали пауков: короткое тело и длинные суставчатые конечности, двигающиеся резкими рывками. У самого Мемоса был костлявый череп с четко выраженным крестом, выступающие надбровья нависали над живыми карими глазами. Из одежды он носил только замасленный килт и пояс, на котором висели мелкие инструменты. Как и большинство людей этой расы, работавших в основном в доках на сборке и ремонте вооружения, Мемос очень ловко управлялся с машинами. Его грубая кожа была раскрашена желтыми и коричневыми полосами, а длинные седые волосы убраны в аккуратную косу. В былые, довоенные, времена такая внешность говорила бы о достойном положении в обществе и в семье, однако сейчас старик вынужден был смирить свою гордость перед гангстерской наглостью внука и принимать его подачки.

Прежде Мемос владел несколькими домами, но их реквизировали для нужд армии, и теперь семья вертелась, как могла, чтобы добыть себе пропитание. Тем не менее в старике не чувствовалось горечи, напротив, Пандарас, пожалуй, никогда не встречал более добродушного и терпеливого человека. Он рассказал Пандарасу множество легенд своей расы. До преображения его народ жил на широкой равнине, заросшей высокими травами. Мужчины охотились на мелкое зверье, а женщины собирали корни и плоды. Когда лето подходило к концу, а Око Хранителей в последний раз заходило за горизонт, женщины молотили зерно, перемалывали его в грубую муку, а из отрубей варили нечто вроде пива. Еще тридцать поколений назад его раса жила именно так, но только сейчас, признался Мемос, его народ понял, как он был богат.

— Мы работали всего несколько часов в день, — с грустью вспоминал он. Остальное время мы пели песни и рассказывали легенды, выкладывали картины из плоских камешков или же выкладывали орнаменты из кусков скальных пород, чтобы умилостивить Хранителей. А что теперь? Мы трудимся все время, когда не спим, и лишь с большим трудом зарабатываем на скудное пропитание. Какая выгода народу от преображения?

— Если люди не прошли преображение, они не свободны, — объяснил Пандарас. Конечно, его господин нашел бы ответ получше, ведь Йама постоянно размышлял о таких вещах.

Такой ответ не удовлетворил Мемоса.

— Свободны, уж это точно. Свободны сдохнуть с голоду.

Свободны стать чужими рабами.

— В Изе мы полагаем, что в таких людях, как мы, вся сила города.

— Слыхал, слыхал, — отозвался Мемос, — но я все же думаю, что простое население Иза угнетено не меньше, чем мы здесь. Хранители возложили на нас тяжкое бремя. Кто знает, может, люди вроде меня не достойны их даров.

— Надо верить, что хотя бы детям достанется лучшая участь, — вздохнул Пандарас, но Мемос никак не отреагировал на эти слова. В городе мало кто верил в это основополагающее утверждение. Впав в отчаяние и нищету, люди забыли о благодатной защите Хранителей.

Как-то вечером они по обыкновению сидели у дверей разгороженной на каморки комнаты, Мемос на пластиковом стуле, Пандарас у его ног. Перед ними тянулся канал, изрезанный листьями водяного гиацинта. На другой стороне женщины, сидя на корточках, стирали белье. Гладкими плоскими камнями они выбивали из него грязь. Женщины принадлежали к той же расе, что и бандиты, напавшие на Пандараса и Тибора. Из домов, окаймляющих канал, доносились звуки молитвы — кто-то включил кассетный магнитофон на полную громкость. Из другого окна слышались крики и ругань.

Только что прошел дождь, воздух был чист и прозрачен. Провисшая паутина электрических проводов высоко над водами канала трещала и искрилась всякий раз, когда с нее падали капли. Эта картина живо напомнила Пандарасу его детство в Изе, только тут было более жарко и влажно.

Над головами медленно пролетел флайер, его днище ощетинилось оружием казалось, дула гребенкой прочесывают крыши. Шум генераторов заглушил все звуки в целом квартале. В бегущей тени флайера воздух становился как будто знобяще-холодным и еще более сырым. Прекратились все разговоры, каждый остановился и взглядом провожал летающую машину. Когда флайер скрылся из глаз, Мемос наконец пошевелился и мрачно заметил, что война приближается и дела, видать, плохи.

Пандарас кивнул и отхлебнул мятного настоя из своей чашки, ожидая, что старик станет развивать эту тему. Со времени приезда в Офир он многое узнал о войне. В Изе она казалась далекой и малоинтересной. Люди там не слишком о ней задумывались. Они узнавали новости от профессиональных сказителей, которые пели песни и исполняли былины @ героических подвигах и великих победах каждому, кто соглашался слушать. Но здесь война была практически по соседству, и тут любой мог поведать свою собственную историю. И в большинстве рассказов говорилось о внезапных наступлениях еретиков, о беспричинных поломках оружия, о падающих с неба машинах. Говорили о новом генерале или вожде, появившемся среди орд еретиков, о сокрушительных поражениях и горьких отступлениях.

Мемос высказал мысль, что легко понять, как плохи дела на войне, потому что почти никто не тащится за солдатами к линии фронта. Картежники и шлюхи понимают, что на поражении не наживешься.