Виталий Забирко - Тени сна (сборник)

В очередной раз поскользнувшись на мокрой траве Жилбыл ухватился за куст, но его ветка оказалась толстенной змеей, которая тут же, зашипев, укусила в ладонь. Дикая боль пронзила Летописца, он отшвырнул змею и повалился под громадную ель.

— Плохо, — сказал Лесовичок, спрятавшийся от ливня в стволе ели. Зеленый, сморщенный, он почти не отличался ото мха, покрывавшего дерево. — Змеи Черной Государыни ядовиты. Высоси яд и сплюнь.

Превозмогая вдруг охватившую его слабость, Жилбыл припал губами к ранке на руке, отсосал кровь и сплюнул. Но это не помогло. Нахлынула дурнота, в глазах потемнело, и Жилбыл откинулся на спину.

— Дай сюда руку. — Лесовичок взял его ладонь прохладными, мокрыми от дождя пальцами и подул на рану. — Сейчас будет лучше. Приложим белый мох, обернем заячьим листом, а теперь обвяжем травой-липучкой…

Трава покрыла ладонь Жилбыла плотной зеленой рукавицей.

— Хорошо бы тебе корешок живолиста пожевать… — Лесовичок заглянул в глаза Летописца. — А, да ты сейчас его не найдешь.

Он хлопнул в ладоши, сбоку от сосны зашевелился дерн, и из него земляным червем стал выбираться розовый корень живолиста. Лесовичок, кряхтя, вылез из дерева и протянул к корешку руку. Но дотронуться до него не успел — из-за ели кто-то с гортанным злым хохотом по-богатырски дунул-плюнул на Лесовичка, и тот кубарем скатился в рытвину со стремительно несущейся с холма водой.

— Пожуй корень! — только и успел крикнуть Жилбылу Лесовичок, увлекаемый к подножию холма дождевым потоком. Но далеко его не унесло: с ближайших кустов к потоку свесилась бурая, вся в рыже-желтых прожилках, бесформенная груда плесени, выхватила Лесовичка из воды и втянула в себя.

— Корешок пожуй, — с утробным смешком передразнила она. — Сейчас мы тебя пожуем, вкусненький ты наш… — И заплямкала.

— Ах, ты… — попытался встать Жилбыл, оперся на локти, но это было его последним движением перед тем, как он потерял сознание.

Очнулся Летописец от холода и страшной боли в голове. Гроза прекратилась, утих и ветер, но дождь продолжался, перейдя из ливня в нудную бесконечную морось. Сил пошевелиться не было, тело одеревенело, глаза застилал туман. Несмотря на дождь, влага в рот не попадала, и в горле застрял сухой жгучий ком. А перед глазами маячила капля, которая медленно скатывалась по непонятно каким образом очутившейся во рту веточке. Жилбыл инстинктивно прикрыл рот, сжав зубами веточку. Капля, наконец, соскользнула в гортань и оказала волшебное действие. В глазах прояснилось, и Жилбыл увидел, что никакая это не веточка, а корешок живолиста, который, повинуясь последнему приказу Лесовичка, пророс прямо ему в рот.

«Спасибо», — скорбно поблагодарил про себя Лесовичка Летописец и, через силу ворочая челюстями, принялся жевать твердый волокнистый корень.

Силы вернулись к нему через несколько минут. Впрочем, не те силы, что были у него перед укусом змеи. Остатки сил. Но, все же, двигаться он мог. Он сел и посмотрел на руку. Ладонь опухла, посинела и почти не ощущалась. Он попробовал другой рукой зеленую повязку Лесовичка — не туго? Нет, нормально. Пошевелил распухшими, как сосиски, пальцами.

— Ху-ху, ожил! — сказала снизу бурая плесень, тяжелым комом сорвалась с куста и покатилась вниз, треща на своем пути буреломом.

Жилбыл тяжело вздохнул, присыпал землей остатки корня живолиста, затем с трудом встал и, пошатываясь, побрел к терему.

Терем было не узнать. Выбитые окна, сорванные с петель ставни и двери щепой и битым стеклом устилали подворье. У крыльца валялась раздавленная бочка из-под дождевой воды, здесь же — погнутый, сплющенный котелок, в котором мальцы варили березовую кашу. На коньке крыши сидел огромный седой черт, взъерошенный и мокрый от дождя, держал за ноги деревянного петуха и, довольно хохоча, ощипывал перья. Петух истерично орал, бил крыльями, но это еще больше веселило черта.

— Давай-давай, — подзадоривал он петуха, разжевывая острыми желтыми зубами деревянные перья и сплевывая труху на землю. — Громче! Мне нравится…

— Оставь петуха в покое… — сипло прохрипел черту Летописец. Голос подвел его, и вместо требовательного крика получилась тихая жалобная просьба.

Но черт ее услышал. Он свесился с крыши и заглянул в лицо Жилбыла красными недобрыми глазами.

— Покоя петуху просишь? — желчно переспросил он. — Так и быть — будет ему покой.

Он свернул петуху шею и швырнул его под ноги Летописцу.

— Вечный покой! — дико захохотал черт и сгинул.

Жилбыл присел перед горкой разбившегося в щепу деревянного петуха, потрогал ее здоровой рукой, взял одно перо.

«Отпелся ты, Петька, — горько подумал он. — Прости…»

В сенях терема Жилбыл споткнулся о перевернутую лавку и чуть не упал.

— Ну, ты, гляди, куда ступаешь! — хрипло крикнули ему откуда-то из угла сеней.

В полутьме Летописец с трудом разглядел сидевшего на корточках у стены мальца Друзяку. Всегда аккуратный, в чистой и опрятной одежде сейчас Друзяка выглядел настоящим оборванцем. Портки и рубаха на нем были какие-то чужие, латанные-перелатанные, с огромными прорехами и грязные до невозможности; сам он был небрит, лицо и руки перепачканы сажей. А голову прикрывал необычный полосатый колпак.

— Здравствуй, Друзяка, — обрадовался неожиданной встрече Жилбыл. Давно он не видел знакомого лица.

— Кому Друзяка, а кому и нет, — привычно заворчал малец. — Может, тебе еще и каши березовой подать?

— Неплохо бы, — усмехнулся Летописец.

— Раз просишь — будет тебе каша! — неожиданно без своего обычного ворчания согласился Друзяка. Он заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул.

Откуда ни возьмись в сенях появилось десятка два таких же грязных и оборванных мальцов.

— Летописец каши хочет, — злорадно оповестил их Друзяка. — Бере-озовой!

— Будет ему каша! — загалдели мальцы, налетели на Жилбыла, ухватили за руки-ноги и повалили лицом на пол.

— Эй, что вы делаете? — попробовал сопротивляться Летописец, но сил у него было мало, да и мальцы, похоже, знали, как удержать его прижатым к полу.

— Просил березовой каши? — спросил Друзяка. — Сейчас поддадим!

Мальцы задрали на Летописце рубаху, и в воздухе засвистели березовые прутья, жгучей болью впиваясь в голое тело. Ошеломленный, ничего не понимающий Жилбыл только вскрикивал при каждом ударе.

— Хватит, — неожиданно сказал гнусавый, глухой голос. — Тащите его ко мне.

Удары прекратились, мальцы вновь схватили Жилбыла за руки-ноги и поволокли в горницу. Здесь они бросили Летописца на пол и, беспорядочно топоча стоптанными сапожками, рассыпались в стороны по темным углам. Будто их и не было.

Жилбыл со стоном приподнялся на руках и сел. Вытер мокрым рукавом лицо и лишь тогда увидел сидевшего перед ним на стуле Урода.