Вячеслав Морочко - Рассказы

— Разве так помогают?! У человека хроническое недосыпание, а вам лишь бы сбагрить — в лечебницу… Я там оставил рецепт. Пусть пьет, пока не наладится сон.

— Если с психикой у него все в порядке, — в упор спросил я, — чем тогда объясните бредовые мысли?

— Спорное — не значит бредовое… — разглагольствовал врач, уже стоя в прихожей. — Оно может стать плодотворным… «Все новое каждый миг уступает место новейшему…» — полагает ваш друг. Я не знаю, как вас, но меня эта мысль интригует.

«Шарлатан!» — произнес я вдогонку, когда за врачом захлопнулась дверь.

Из спальни вышел Нодар. От того, что теперь он был выбрит, в чертах появилось нечто «клювастое». Он ожег меня взглядом. Голос дрожал.

— Ты сказал всем, что я сумасшедший, — любезно с твоей стороны… Но сейчас тебе лучше уйти!

Вот она — человеческая неблагодарность! Хочешь сделать добро, а тебе отвечают упреками! Я ушел, унося неприятный осадок.

Однако через три месяца он позвонил мне, просил извиния.

— Саша, прости! Я был сам не свой — нахамил. Но и ты тогда зря вызвал Илгу! Все бы и так обошлось.

— Значит, уже «обошлось»? — осведомился я сдержанно, не настроенный продолжать отношения.

— А у меня радость! — Голос Нодара звенел. — Мне приснилась новая Бирута.

Я не знал, что ответить. Он, видимо, уловил замешательство.

— Ты, наверно, не понял. Раньше сон без конца повторял мне ее последние дни… В этот раз я увидел наш садик в Дарзини, где и ноги моей не было с прошлого лета… Как будто я приезжаю туда, захожу на участок… И вижу ее… Вначале опешил, потом говорю: «Это ты!? Но тебя уже нет!» — Напрасно рассчитывал, — говорит. — Я вернулась! Гляди, что на грядках творится: мусор, жухлые листья, трава! Ты меня дожидался?

— Тебя!

— А ну-ка неси, — говорит, — сюда грабли!

Сел я на корточки и без грабель, прямо руками, убираю весь сор. На душе так спокойно, так полно, как давно уже не было! Знаю: Бирута — рядом, живая, «неповторимая». Чувствую, это она… И потом, когда я проснулся, сомнений не возникало: этот сон — ключевой. Я дождался! Она возвращается! Скоро Бирута будет со мной! Очень скоро!

Когда Нодар смолк, я почувствовал, как на макушке моей поднимаются волосы… коих давно уже не было. Я, конечно, не мальчик, чтобы меня выставляли за дверь, однако, сдержался и даже слегка подыграл:

— «Возвращается»?! Как и когда?

— Пока что не знаю, — бодро ответил приятель. — Надеюсь, она мне даст знать.

— По почте? Письмом, телеграммой? — я чувствовал, что теряю терпение.

— Может быть, почтой… — Он не настроен был спорить.

— Что ж, подождем, — кончил я разговор и простился. Росло раздражение, но не Нодаром одним — вообще все участники затянувшихся браков возмущают меня. Терпя миллион неудобств, они были не в состоянии разорвать бесполезные узы. Я презирал шарлатана-врача, углядевшего в здравомыслии признак жестокости. Мне хотелось смеяться над ханжеством, над погрязшими в сентиментальности олухами.

У меня созрел план, и дня через два, решив действовать, я проехал на электричке до Дарзини, и оттуда дал телеграмму Нодару всего из трех слов: «Возвращаюсь встречай Бирута». Но по дороге домой неожиданно пожалел о содеянном. Я не тревожился, что найдут отправителя: бланк заполнил другой человек; я был в темных очках, в парике, с накладными усами, и приемщице меня не узнать… Однако достаточно, что я сам это знал, а пакостить исподтишка — не мой стиль…

Минут через сорок вернулся на почту… Но — поздно: моя телеграмма ушла. Предчувствуя шквал телефонных звонков, не решился ехать домой, прокатился до Юрмалы и нагрянул к сестре. Под банальным предлогом («установилась погода, и хотелось бы подышать морским воздухом») — испросил разрешения провести у нее пару дней. Таскался по берегу, вместе с другими до одури меря шагами сырую полоску под шелест прибоя. Но скоро обрыдли цепочки людей, одержимо бредущих у вспененной бровки. Хотелось забраться подальше от всех… И на утро я прикатил в Лесопарк, взял моторку из эллинга, через Киш-озеро вышел в протоку, оттуда — в главное русло Двины и — в Залив. Гнал на север, вдоль «дикого» пляжа. Свернул в устье Гауи, и потихонечку двигался против течения. Выбирая места побезлюднее, ночевал под брезентовым пологом: лодка — мой второй дом. Ловил рыбку, сколько ловилось. Грелся на солнце, когда оно было.

В общей сложности я провел на реке три недели и забыл бы уже о своей телеграмме, если бы не возвращался упорно к мысли о том, что обидеть Нодара в его состоянии — то же самое, что обидеть больного ребенка… Но это не значило, что меня безнаказанно можно выгнать взашей! «И плевать я хотел, что ему тяжело! Сам, в конце концов, виноват!» Когда больше не мог оставаться в неведении, попросил знакомого аборигена присмотреть за моторкой, поездом добрался до Риги и, не заезжая домой, помчался к приятелю. Отдышавшись у двери, готовый уже ко всему, придавил аккуратно «таблетку» звонка.

Дверь открыл мне он сам. Я, по правде сказать, ждал увидеть другого Нодара. За время, что мы не виделись, он изменился: был чисто выбрит, одет по-домашнему, но франтовато, поправился, похорошел, его черные с проседью волосы были коротко стрижены, что придавало известное сходство со знаменитым грузином, который все лжет, что его года — его богатство. Я даже подумал, не слишком ли быстро приятель мой успокоился.

— Саша! — обрадовался Нодар. — Где ты пропадал? А я тебе целыми днями звоню!

— Хорошие новости? — мысленно я себе подмигнул.

— Такие, что можно свихнуться! — вскричал он. Я понял, что зря себя мучил: ему уже хуже не будет.

— Пришла телеграмма: «Возвращаюсь встречай Бирута» — как тебе нравится?!

Изобразив изумление, я напомнил:

— Ты сам говорил, она даст тебе знать…

— Но она никаких телеграмм не давала!

— Кто тебе это сказал?

— Бирута!

— Ага, понимаю, — во сне…

— Да ты что, дорогой, как будто свалился с луны?!

Я объяснил, что меня в самом деле не было в городе.

— Как?! Ты, действительно, ничего не слыхал?! — широко открыв дверь в гостиную, он неожиданно гаркнул кому-то: — Гляди, кто пришел! Представляешь себе, он еще ничего не знает!

Было бы лучше оглохнуть — я дернулся, словно меня обожгло, навалился на дверь, вдруг услышав летучую дробь босых ног. Отзываясь на топоточек, паркет захихикал от счастья. Кровь билась в висках… Помню, как-то Нодар говорил, что наш мозг не выносит «необъяснимой реальности». И действительно, в мире, который нельзя объяснить, невозможно и быть… как без воздуха. Я почувствовал холод и смрад. Шквал ударил в лицо, приподнял, прорываясь под мышками, просвистел, между пальцев, мимо ушей, свалил с ног… Все скукожилось, оледенело и… ухнуло в пропасть.

Очнулся я в доме, где живет задержавшийся на Земле контингент. Как и прежде, не верю, что могу умереть. Ненавижу противного старикашку, торчащего передо мной в зеркалах! А когда приходит меня навещать кадыкастый Нодар…со своей обожаемой «неповторимостью», без которой у него «кусок в горло не лезет», я чувствую себя обойденным, обманутым подлой судьбой. А однажды мне явилась в голову мысль, что сон, в своем роде, уже репетиция смерти, — решил поделиться тревогой с врачом.